AI NO KUSABI - Next…

Пролог.

Ужас и недоумение читались во взгляде Катце:
- И ты просто оставил его там?
Cжавшись под этим взглядом, ожидая удара – не меньше, Рики всё же попытался оправдаться:
- Он сказал, чтобы я забирал Гая и уходил… но я возвращаюсь! Он знал, что Гай вне себя, он рисковал собой, спасая меня. Я не дам ему уйти одному!
- Ты серьёзно?
- Катце, нет времени на вопросы и ответы. Я должен вернуться к нему. Свой долг я могу заплатить только так.
- Это - «Чёрная луна», с учётом специфики моего бизнеса держал на всякий случай. Если закуришь - получишь вечное успокоение, - Катце протягивал пачку сигарет. Он смотрел на монгрела, как смотрят на больного неизлечимой болезнью – с долей обречённого сочувствия и осознания невозможности помочь, разве только облегчить страдания.
Рики, прижав к груди последний подарок теневого дилера, повернулся и быстро зашагал к подземелью, не давая себе ни малейшего шанса на раздумья.

****

- Ты скучал в одиночестве? Думаю, ты захочешь с кем-нибудь поговорить. Если тебе надоест моя болтовня, скажи - я замолчу. Флиртовать не в моём стиле, но так, по крайней мере, я могу оказаться у твоих ног.
Монгрел опустился рядом на раскалённый бетон, он не нуждался в ответе. Потом Рики вспомнил о милости Катце, достал из кармана куртки пачку сигарет. В ней оказались только две чёрные сигареты.
- Будешь?
Блонди понял, что он ему предлагает.
- Пожалуй. Неплохо покурить в последний раз. С тобой.
Вот он - этот миг. Я грезил о нём. Ради него я отрёкся от всего. От самого себя. От жизни в стерильной сверкающей клетке. Больше ничто и никто не стоит между нами.
У Рики, по обыкновению, нашлась и зажигалка…
Глубокий вдох – и с этой секунды яд змеёй вполз в лёгкие. Глаза в глаза - Рики затянулся от дымящейся сигареты Иасона.
Это наш последний… глубокий поцелуй…
Последний жест, последнее прикосновение, последний вздох - и всё перестанет иметь значение, кроме того, что ветер развеет их пепел по пустыне.
Взгляд тёмно-карих глаз остановился на мертвенно-бледном лице, в котором не было ни боли, ни гнева, ни страха.
Покой.
Умиротворение.
Смерть так похожа на сон.
Уже скоро.

****

Иасон больше не чувствовал боли, глаза слипались, но кто-то тряс его за плечо, вырывая из липких объятий сна.
- Господин Минк! Господин Минк!
- Катце? Ты?…
- Это не должно случиться, я вытащу вас отсюда!
- Нет. Позаботься о Рики.
- Господин...
- Времени не осталось…
- Господин Минк…
- Я всё же… полагаюсь на тебя, Катце.

****

Рики показался ему неимоверно тяжёлым. Он сейчас ненавидел этого монгрела, который отнял у него право спасти того, кто был ему дороже жизни. Руки оттягивало, спину ломило. Очень хотелось оглянуться, но Катце заставил себя не делать этого. Он знал, что должен беспрекословно, без эмоций выполнять приказы.

****

Катце без сил опустился в кресло.
Курить. Как хочется, курить…
По привычке полез во внутренний карман плаща. Рука наткнулась только на потёртую подкладку.
Пустой?
Потребность завершить оборванное действие, заставила выдвинуть ящик стола.
Такое механическое движение. Губы ощутили бумажный вкус фильтра. Зажигалка лежала там же, где всегда. Ещё одно усилие над собой, и язычок пламени затрепетал, на секунду спугнув полумрак.
Судорожный вздох, и он вновь почувствовал лопатками жёсткую поверхность высокой спинки кресла. Затылок больно стукнулся о край. Так бывало, когда он не справлялся с эмоциями. Сейчас слёзы помимо воли душили горячей волной.
Тогда… тогда так же струился дым его сигареты… Недоумение и гнев нахлынули на него…
- Вы хотите, чтобы Рики работал на чёрном рынке?
Трудно держать себя в рамках дозволенного?
Лицо Иасона за голубой пеленой экрана видеофона - такое далёкое и недосягаемое.
- Да. Он уже работал на тебя раньше, можешь ли ты использовать его опять?
Ещё один шаг к краю пропасти. Прекрати! Неужели мало того, что ты уже сделал? Какой крови стоил тебе этот год свободы, подаренный ему тобой? Он знает? Нет. Он так ничего и не понял, щенок.
- Да, могу. К тому же он был достаточно ловок. Его даже называли «Тёмный Рики». Почему бы и нет, если он вернулся… но… вы не шутите?
Измучен. Истерзан. Бессонница затуманила твой взгляд.
- Нет. Это серьёзно. Кажется, воздух Эоса не подходит монгрелу из трущоб. Он жалуется на то, что задыхается здесь.
Не то тяжкий вздох, не то насмешка над собой.
- Рики не по своей воле пришёл ко мне. Поэтому я хочу немного ослабить поводок. Если можешь, найди ему применение.
«Не по своей воле»? «Задыхается»? «Применение»?! Этому зарвавшемуся слепцу? О, Юпитер, Эос ему не по вкусу? Да он хоть знает, где его место, дрань подзаборная? После того, как Гай не смог по достоинству оценить его «героический» поступок, его «акт самопожертвования», ему ничего не оставалось – только приползти к тебе, тем более что великодушно приглашали.
Остановись, Иасон! Неужели ты не понимаешь, что всё напрасно? Понимаешь. Поэтому-то и отпускаешь, желая «ослабить поводок». Потому что любишь. Потому что нет больше сил смотреть и видеть затравленную пустоту в его глазах. Ничего кроме пустоты.
- Рынок – всё равно, что обоюдоострый нож. Пойдут преувеличенные слухи, и распространятся они со скоростью пожара. Вас это не волнует?
Спорить бесполезно…
- Всё тайное когда-нибудь становится явным. Я не буду вмешиваться, пока ты за ним присматриваешь….
Дым щиплет глаза?
- …и пока он не сорвётся с поводка?… Даже если вся эта ситуация с Рики делает вас подобным Ахиллесу?
Холоден. Спокоен. Невозмутим. Как всегда. Даже на пути к пропасти.
- Это лучше, чем душить его в Эосе.
Будь ты проклята!
- Ваше отношение к Рики… неужели это любовь?
- Я всё же полагаюсь на тебя, Катце.…
Экран внезапно ослеп. В пепельнице скукожился мёртвый окурок. Оглушила тишина и осознание тщетности усилий. Это не дым. Это слёзы.
Спину невозможно держать прямо, затылок больно стукнулся о край спинки кресла.
Чего ты ещё хочешь, Рики? Ты уже принизил блонди из Танагуры до уровня простых смертных, так чего ты хочешь сейчас, Рики?…
…Так же дымится сигарета. Та же оглушающая тишина.
Я выполнил вашу последнюю волю, господин Минк, - он выживет. Заботиться о твоих пэтах было моей обязанностью. Ты всегда можешь на меня положиться. Только теперь тебя нет.
Сигарета повисла в углу рта.
И никогда не будет, Иасон. Никогда…

ТЭДЖ

...позвал, заглянув за дверь:
- Тук-тук! Я дома!
В ответ кто-то зашевелился под одеялом, недовольно засопев.
- Привет, лежебока, - Тэджери сел на край кровать, одновременно снимая ботинки. Водяной матрас с подогревом, основательно промявшись под внушительным весом, студенисто заколыхался.
Этот бытовой экземпляр образца девяностых годов двадцатого века, древность несусветную притащил со склада бывший хозяин каюты, мир его духу. Как сохранилась подобная «гостиничная роскошь» придорожных мотелей в рабочем состоянии до сих пор, неведомо никому, кроме неё самой.
Тэдж с Арсом не стали избавляться от пережитка прошлого исключительно из уважения к праху погибшего, а со временем и сами оценили достоинства раритета. Чертовски приятно, растянувшись во весь рост, покачиваться на тёплых волнах после того, как спина не разгибалась в пояснице сутки, стиснутая ограниченным пространством пилотского кресла. Сначала, правда, досаждал, гудящий, как двигатель на холостом ходу, регулятор температуры воды, но потом привыкли.
Всклокоченная голова высунулась на мгновение из-под одеяла:
- Тебя, как всегда, за смертью можно посылать – жить будешь вечно. Никак не налюбуешься на своего блонди? Ну так иди, любуйся дальше! – и зарылась в одеяло снова.
Ничего, сейчас я тебя откопаю.
Неторопливо раздевшись, Тэдж с наслаждением расположил свое уставшее тело рядом с Арсом:
- Отдай одеяло, ты не один тут. Холодно, Арс.
- А вот хрен тебе. Пусть блонди тебя согреет.
- Арс!
- Ни за что.
- Ах, так?
- Да, «так»!
- Ну, держись!
Затеянная Тэджем шутливая возня, закончилась, как всегда, со значительным перевесом в его пользу.
- Дурак. Все удивляются, как я с тобой уживаюсь на ограниченном пространстве одноместной каюты? А ты просто спишь со мной на ещё меньшей территории и ревнив до чёрта.
Арс рывком перевернул Тэджери на себя:
- Иди сюда, я хочу тебя.
- Сумасшедший мальчишка! Перестань, завтра в жуткую рань вставать!
Но Арс уже успел стянуть с него трусы.
- Ладно, Арси. Только попробуй мне завтра поскулить: «Тэджери, ну ещё пять минуточек»… Подъём в пять утра, и чтоб никаких отговорок!
- Слушаюсь, мой капитан!

****

Они опустили жалюзи, и свет Глан в каюту уже не проникал. В темноте красной точкой горел огонёк сигареты. Тэдж курил, лёжа на спине, заложив правую руку за голову. Арс пристроился к его боку, прислонившись затылком к плечу партнера. Юноша потянулся за сигаретой, но Тэджери быстро затушил окурок в пепельнице, стоящей на полу, сбросив голову Арса с плеча:
- Даже не думай! Эта дрянь убьёт тебя.
- Ага, значит тебе можно, а мне нельзя?
- Что дозволено Юпитер, то не положено смертным.
- Не поминай чёрта всуе, а то рога вырастут, – Арслан стукнул кулаком по матрасу. – Сам к Её сыночку регулярно через день бегаешь, как на свидание. И это тебе дозволено.
Тэдж даже поперхнулся:
- Арс, сколько раз тебе говорить, у меня с ним не может быть ничего общего!
- Он же дьявольски красив, этот блонди.
- Да, не спорю – красив. Ну и что? Ты подумай, кто он, а кто я? Послушай, Арси, ты считаешь, я возомнил себя элитой, только потому, что его лицо притягивает любого, кто на него смотрит? Или я лишился рассудка?
Юноша, чуть не плача, заглянул Тэджу в глаза:
- Тогда почему ты столько времени проводишь около него? Раньше ты утверждал, что тебя интересуют деньги, которые обещал заплатить тот засекреченный тип, если ты доставишь блонди в «Цитадель» живым. Поэтому-то ты и пёр его на своём горбу от Дана Бан до плато! - голос Арса сорвался на крик. – А теперь? Что теперь?
- Не ори на меня! – не выдержал Тэдж. - Я всеми правдами и неправдами добываю нам с тобой не просто на хлеб, но и на масло, ввязываясь в подобные авантюры, а ты ещё и не доволен? И вообще, какое тебе дело, где и почему я провожу время? Я ни перед кем не обязан отчитываться. И постель – это не повод лезть ко мне в душу!
Он сел и начал одеваться:
- И знаешь что, Арс? Ещё один такой допрос с пристрастием – и можешь искать себе другого… напарника, который будет терпеть твои припадки ревности.
Больно резанул слух звук застёгивающейся на куртке «молнии». Арс молча слушал, как партнер чертыхается, завязывая шнурки на ботинках. Водяной матрас резко качнулся – Тэджери встал, решительно направившись к выходу.
- Тэдж!
- Пошёл к дьяволу!
Тёмный силуэт на мгновенье заслонил полосу света, падающего из коридора, и дверь с мягким шипением закрылась, снова погрузив каюту в полумрак. Арс отправил в след напарнику пепельницу. Она отскочила от двери и с грохотом разбилась, ударившись об пол.
- Ты хотел сказать «любовника»? – завопил Арс - Сволочь! Я же люблю тебя! Постель, говоришь, не повод? А что тогда повод? Чёртов старый сухарь! Значит, искать себе другого напарника? Это ты будешь искать, а не я!
Он быстро оделся и вышел в коридор. В давящей тишине трещала, искря, повреждённая проводка, лампы тревожно мигали. Арс со злостью оборвал провод:
- Только бы тебя не оказалось рядом с шаттлом.
Треск прекратился, свет в коридоре погас.

АРСЛАН

…дёрнулся изо всех сил.
- Посмотрите, посмотрите! Какие мы строптивые… – здоровенный детина приподнял его голову за подбородок и тут же поплатился за это, - Чёрт, Гай, он меня укусил! Да я ему сейчас все зубы выбью!
Верзила размахнулся для удара, но его кулак налетел на протез Гая:
- Не дури, Акира.
- Убью, – укушенный попытался освободить руку. Попытка не удалась, механические пальцы намертво сомкнулись на запястье. Гай ослабил хватку, но его взгляд не предвещал ничего хорошего:
- Бить надо по почкам, а не по зубам. Кому нужен пэт без зубов? Не порть ему товарный вид. А так – помочится кровью несколько дней, и никто этого не заметит. Был у меня один знакомый с чёрного рынка, ему и пристроим, когда реализуем груз и избавимся от колымаги.
Шестеро отморозков закивали, соглашаясь.
Арс лежал на металлическом решётчатом полу, связанный по рукам и ногам. Единственное, что он мог сейчас делать - кусаться и извиваться ужом. Получив ботинком по пояснице, он запрокинул голову, выгнул спину и заскрипел зубами, но не издал ни звука. В глазах потемнело от боли. Чёрная пелена разорвалась на цветные круги. Сквозь них Арс увидел злобное лицо парня лет двадцати. Тёмные грязные и неухоженные волосы схвачены простой резинкой.
- Ты испытал, надеюсь, удовольствие? Теперь моя очередь снять сливки и поставить на нём пробу, - сказал Гай, расстегивая ремень. Его серые глаза светились лихорадочным огнём. Он облизнул потрескавшиеся губы и скомандовал:
- Поднимите мальчика с пола!
Вот уже полгода Гай был лидером шестерых уголовников, перебивших всю команду полицейского лайнера и бежавших на захваченном корабле из колонии. За плечами этих людей было отягощённое злом прошлое, они вообще забыли, когда назывались людьми. Выдавая себя за полицейский патруль, они останавливали одиночные торговые и транспортные суда, грабили и убивали. Шесть месяцев назад, заполучив в свои руки Гая, пираты собирались разделаться с ним так же, как с остальными. Но анархия есть анархия, и властный по натуре Гай оказался им не по зубам. Он смеялся им в лицо, дразня смерть, – кому нечего больше терять, может позволить себе играть с ней в салочки.
Сразу почуяв в нём силу более агрессивную, чем их собственная, уголовники признали в нём главаря. Потому что неорганизованное быдло всегда нуждается в ком-то, кто смог бы их слепую, разрушающую изнутри, злобу направить против всех тех, кто этой силой не обладает. Они, как загипнотизированные, смотрели ему в рот, ловя каждый его жест, готовые исполнить любой приказ.
Четыре руки – по две с каждой стороны – сильно встряхнув, поставили Арса на ноги. Гай, приблизившись к нему вплотную, одним движением разорвал на нём одежду до пояса.
- Какой ты худенький, малыш, - он провел шершавыми пальцами от подбородка до пупка Арса. Тот ощетинился от прикосновения, как цепная собака, почуявшая чужака. Закричал:
- Ублюдок! Не прикасайся ко мне! – и плюнул главарю бандитов в лицо слюной, розовой от крови.
Гай криво улыбнулся, вытираясь тыльной стороной ладони.
- Сволочь. Но я научу тебя хорошим манерам. Ты будешь знать, как вести себя со старшими, а для начала ты запомнишь моё имя.
Арс захлебнулся болью от кроткого злого тычка в солнечное сплетение. Отдышаться не успел – удары посыпались один за другим: в живот, в пах. Гай остервенело бил до тех пор, пока Арс не скорчился на полу, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Сквозь боль до юноши доносилось:
- Меня зовут Гай. Ты понял, сволочь? Меня зовут Гай.
Так когда-то в припадке бессильной ярости монгрел избивал Рики, узнав, что тот – пэт Иасона Минка, блонди из Танагуры.
Ошалевшие от запаха насилия дружки, улюлюкая, замкнули круг и приготовились наблюдать.

****

Он видел над собой лицо Гая, искаженное зверской ухмылкой. О, да – это имя Арс не забудет никогда. Он жаждал убить, но тело предало - стало бесформенным и лёгким, как дым.
- Пора принимать лекарство от строптивости, - Гай держал в здоровой руке шприц с прозрачной жидкостью.
-Нет… - беззвучно прошептал Арслан. Его немая мольба запеклась на губах пересохшей коркой, а вязкая бездна уже поглощала сознание. Арс как будто погружался в зыбучий песок всё глубже и глубже, пока не исчезло темечко. Свет померк. Начался полёт во мраке.

ИАСОН

…повернулся на спину.
Действительно, иллюзия полная – шёпот листвы на ветру, если на какое-то время забыть о том, где находишься, отказаться понимать разумом, что это всего лишь полоски бумаги, приклеенные к вентилятору… Довольно иллюзий. Ночь не спасёт – я в темноте вижу так же хорошо, как и днём.
Сон покинул Иасона. Блонди спугнул его навязчивым нежеланием из ночи в ночь видеть свой кошмар, вновь и вновь возвращающий в лабиринт Дана Бан. Снова переживать всё это он больше не хотел.
Иасон лежал и смотрел на бумагу, шуршащую под воздушной струёй. Назойливо стучала о металлическую раковину капающая из крана вода.
Надо попросить, чтобы починили кран. А собственно, зачем? Ведь это так легко – отключиться от всех ненужных, мешающих звуков, так же, как было просто выключить боль, когда мне отрубило по колено ноги: закрыть глаза, сохранив в угасающем сознании единственный образ.
Вот и сейчас веки сомкнулись. Блонди сосредоточился на шелесте бумажных полосок.
Ветер неторопливо перешёптывается с листвой. Поздний вечер тих и печален. Под ногами поскрипывает мелко толчёный гравий. Аллея Университетского городка кажется безлюдной. И вдруг Иасон увидел спину Рауля, покрытую каскадом волос цвета тёмного золота, переливающихся в свете фонаря, облокотившуюся на спинку деревянной скамьи.
Иасон узнал это место – берег маленького искусственного прудика, выложенного по периметру отполированными камнями. В тёмной водной глади отражались, как в чёрном зеркале, резные кроны деревьев. Здесь неделю назад Рауль так смешно и наивно лишился чувств от невинного, игривого поцелуя, и Иасону пришлось опустить его на именно эту скамейку. И теперь Ам сидит тут один, смотрит на воду, будто прощается с чем-то. Вечерняя прогулка обернулась более чем забавным открытием.
Так ты приходишь сюда предаваться воспоминаниям о сладком мгновении, Ам? Нет? Тогда что привело тебя на эту скамью? Вот ты какой, Рауль Ам, – милый сентиментальный дурачок, хотя ты и отстранился от меня после разразившегося скандала, когда Мунн, по его словам, «нечаянно порезал себе шею во время утреннего туалета», и ты стал избегать общения со мной.
С тех пор всё изменилось: моему обществу ты предпочитаешь скамейку на берегу пруда. Очень скоро наши пути окончательно разойдутся, и не будет рядом твоих восхищённых зелёных глаз, ловящих каждое движение, да ещё пытающихся спрятать это за ненадёжным укрытием ниспадающей длинной чёлки. Да, мы расстались с Мунном, и Нарс ведёт себя подчёркнуто холодно. Совершенно очевидно, что я лишился партнёра в той унизительной позиции, когда мне был поставлен мат. Хорошо, будем считать, что шахматная партия отложена до лучших времён. Но ты, Ам, признаться, удивляешь меня.
Подойти тихо сзади, положить руки на эти плечи, ощутить тепло кожи сквозь одежду. Ты повернёшься, твои губы приоткроются и тогда…
Тогда я снова почувствую, как обретается власть над душой и телом другого человека. Не имеет значения, каким путём она достигается. Безраздельная власть над людьми доставляет почти садистское удовольствие, и, не добившись её с Мунном, (состязаться в лидерстве с подобным себе весьма опрометчивое занятие) я подсознательно стремился восстановить нарушенное равновесие между ущемлённым самолюбием и непомерно взращенным, взлелеянным эго. Теперь такой шанс сам идёт в руки. Упустить его, я не имею права.
Иасон вспомнил робкого, смущённого мальчика, разгорячённого шампанским и уже не способного совладать с собой, дрожащего от прикосновений его рук... А у Минка эта дрожь вызывала всего-навсего игривую усмешку.
На ловца и зверь бежит. Глупо, конечно, считать, что какой тип, как Мунн, обратит на это внимание, но пусть видят другие – я быстро нашёл ему замену. И легко.
Рауль не услышал его поступи – Иасон подкрался сзади, как вор, украв покой, дарованный уединением. Руки Минка мягко опустились на плечи. Рауль, вздрогнув, повернулся. Порыв ветра всколыхнул его длинную чёлку, обнажив лицо, тронутое румянцем. По поверхности пруда пробежала мелкая рябь.
В зелёных глазах Рауля застыл испуг, смешанный с обречённостью, и это длилось почти вечность. Или время остановилось?
- Ты? Иасон… я…
Минк не дал ему возможности договорить, закрыв рот требовательным, властным, не дающим возможности возразить, поцелуем. Он смёл все преграды – этот поцелуй, как смерч стирает с лица земли жалкие лачуги. Ам, вкинув руки, обвил ими шею Иасона, прижимаясь к нему настолько плотно, насколько позволяла спинка скамьи, и тут же оказался пленником его рук, признающих только полное, безоговорочное подчинение. Рауль размяк, как воск, ничего не страшась, кинувшись в омут с головой, не задумываясь, насколько глубок водоем и есть ли вообще у него дно.
Потом так было всегда, когда Иасон этого хотел. Равновесие было восстановлено. А разве могло быть иначе?

****

Чувство глубокого отвращения к самому себе вернуло Иасона к реальности. Ночь. Одиночество.
Да, я был таким до тех пор, пока не повстречал тебя, Рики, и не столкнулся с твоим отчаянным сопротивлением своей воле и желаниям. Ты говорил мне «нет»! С этого момента я был одержим одной целью – укротить непокорного монгрела. До тех пор, пока не отведал горького приворотного зелья под названием «любовь». Теперь ты будешь преследовать меня и наяву, Рики?
«Иасон… я…»
«Хватит с меня безнадёжных усилий повернуть реку вспять. Что из этого получилось - знает вся Танагура с задворками Цереса в придачу».
«Иасон…»
«Уходи, Рики. Я слишком устал, чтобы спорить с тобой. Уходи…»

ИАСОН

...после двух суток отсутствия вернулся в Танагуру с Рики. Только теперь это были не хозяин и его вещь, а два человека, согретые взаимным чувством. Мутные воды Эоса вновь всколыхнуло.
Забурлив, волны выплеснули на берег пену сплетен и пересудов. Отхлынув, они оставили на суше длинный шлейф донной грязи и ила – вывернутую наизнанку сущность высшего общества. Те, чья запятнанная репутация искусно скрывалась под безупречной белизной перчаток, считали своим долгом смело и без зазрения совести ткнуть пальцем в спину.
Вернулись и старые времена, когда имя Иасона Минка перемалывалось в каждом закоулке блистательного Эоса. Ничего не изменилось. Забылись страх и смятение, охватившие всех, когда далеко внизу, за огромными окнами расцвёл в ночи зловещий цветок взрыва, и Танагура в ужасе содрогнулась и притихла.
Шлейф слухов тянулся за ними повсюду, где бы они ни появлялись, будь то салон или прогулка среди пышно разодетой знати, но никто не решался открыто выразить своё «праведное» негодование Консулу Амой прямо в лицо.
Иасон не считал нужным обращать на это внимание. Он держался с прежним достоинством:
- Вся эта мерзость – всего лишь грязь под ногами. Будь выше всего этого. Приди домой и просто вымой обувь.
- Но, Иасон, эти откровенно ненавидящие взгляды и язвительные ухмылки…
- Ничего не бойся, Рики, никто не посмеет даже пальцем до тебя дотронуться, пока я с тобой, и вообще, на сегодня я сыт по горло высшим обществом. Давай уйдём куда-нибудь, где нет никого. Только вот куда?
- Я знаю одно такое место в Эосе.
- Какое?
- Верхний этаж башни Юпитер.
- Излюбленное место уединения ископаемого из трущоб?
- Ага…

****

Зимний вечер катился на колеснице времени по чёрному, усеянному колючими звёздами, небу к ночи.
- Отойди подальше от края. Зачем рисковать жизнью по пустякам? Столько раз я находил тебя здесь, у самого парапета – просто мания какая-то.
Рики зябко повёл плечами:
- Мы уже давно проводили заходящее солнце, а ты только сейчас вспомнил, что я могу упасть? Что тебя беспокоит, Иасон? Сегодня в мыслях ты где-то очень далеко, как будто ещё не проснулся с утра.
- Молчание…
- Чьё?
- Юпитер.
- Почему?
- На фоне шума, создаваемого светскими сплетнями, оно выглядит гробовым. Я Её не понимаю, а то, что мне не понятно, меня настораживает. Я ждал Её вызова сразу после нашего с тобой возвращения в Танагуру.
- У тебя короткая память, Иасон!
Они оглянулись на голос.
- Ам?
- Это Юпитер ждёт, когда ты отреагируешь на Её приглашение. Я ведь говорил тебе об этом в космопорте. Помнишь?
Рики отступил за спину Иасона. Минк сделал шаг вперёд:
- Ты следишь за мной?
Холодная усмешка тенью промелькнула по губам Рауля:
- Как всегда шутишь? Я искал тебя и нашёл по омерзительному запаху, который вы распространяете вокруг себя на милю вперёд. Простите, господин Минк, что нарушил ваше рандеву, но для прогулок по крышам рановато – до весны ещё далеко, хотя у каждого весна индивидуальна.
Иасон рванулся вперёд, но Рики вцепился в его руку мёртвой хваткой. Рауль смотрел на Консула почти с отвращением.
- Я искал тебя, чтобы сообщить важную новость. Позвонили из Федерального департамента. Сегодня в руки полиции попался опасный рецидивист по имени Гай.
Блонди стояли напротив друг друга – оба высокие и красивые. Рики даже как-то потерялся на их фоне. Яркий румянец горел на лице первого сына Юпитер. Рауль же выглядел мраморной статуей. Не сказав больше ни слова, он повернулся к Иасону и Рики спиной и пошёл прочь. Монгрел отпустил руку Минка только тогда, когда за вторым блонди закрылась дверь лифта.
- На моей коже останутся следы твоих пальцев.
- Ну… как тебе совет «просто вымыть обувь»? Ты был готов задушить его.
- Прекрати, Рики…
- Что с тобой?
Иасон ответил не сразу:
- Рауль Ам – единственный из Элиты, чьи слова могут задеть меня за живое. Мерзкий у него язычок, несмотря на то, что он был моим другом до некоторого времени.
- Что значит «был моим другом до некоторого времени»? До какого такого «времени»?
Рики показалось, что на него смотрит прежний Иасон Минк, сказавший, стоя на этом же месте полгода назад: «…Да, не забывай, ты - мой пэт, Рики. Пока ты носишь кольцо пэта, ты принадлежишь мне. Ты моя вещь, кто бы что ни говорил. И даже не имеет значения тот, о ком ты думаешь».
- Ты считаешь себя в праве задавать мне подобные вопросы? Это прошлое, которое тебя не касается, Рики. Мне оно безразлично, как безразличны теперь твои прошлые взаимоотношения с Гаем. В бреду я грезил местью. Сейчас же мне не интересен твой бывший любовник. Я просто больше не хочу слышать его имя. События в Дана Бан расставили всё по местам. Каждый извлёк из них урок и получил своё воздаяние. Все – я, ты, Катце, Гай, Рауль и даже Юпитер. Для кого это не прошло даром – покажет время. Вернёмся домой, Рики, здесь холодно.
Рики ничего не сказал, только кивнул, потупив взгляд.

****

О, беспечность, пускай даже сильных мира сего! Ведь те, кто находятся на вершине пирамиды власти, и те, на чьих костях она стоит, одинаково уязвимы, когда глаза им застилает счастье – туманящее разум перезрелое вино, увлекаться которым опасно. А Иасон пристрастился к этому напитку.
Он то качался на тёмных волнах наслаждения, то нырял с головой в его чёрную глубину, упиваясь им до одури и не замечая, что Рики изменился с момента их прерванной прогулки на верхнем этаже башни Юпитер.
Полукровка отдавался ему, но был тихим, словно предрассветная пора, и податливым, как сырая гончарная глина – лепи любые фигурки. Монгрел тлел остывающими углями в оставленном очаге, отвечая на ласки точно во сне, когда хочешь, но не можешь проснуться. Иасон утопал в чувственном наслаждении, а душа его замирала, боясь спугнуть ощущение полёта сквозь солнечный свет.
Слова Рики прозвучали предательским выстрелом в спину, вернув Иасона с небес на землю:
- Нет… Не надо, прекрати.
Иасон с трудом подавил невыносимую боль и желание ударить так же больно:
- В чём дело, любимый?
Рики не пошевелился и не издал ни звука.
- Что случилось?
Вопрос упал в пропасть молчания. Иасон провёл рукой по волосам любовника. Жест получился трогательным и нежным. Вдруг, громко всхлипнув, полукровка закрыл лицо ладонями и зарыдал. Гнев блонди сменился недоумением:
- Я обидел тебя? Я был груб с тобой?
Наконец, укротив слёзы, Рики произнёс, всё так же пряча лицо в ладонях:
- Это чувство… Оно вернулось… Неистребимое чувство вины, Иасон. Я искренне верил, что с ним покончено, что я похоронил его в Дана Бан вместе с тобой…
- Вины? Перед кем? Объясни, что на тебя нашло?
Заглянув Иасону в глаза, Рики с жаром заговорил:
- Ты не представляешь, какую боль испытываешь, когда тебя разрывают противоречивые чувства! Гай…
- Гай?!
- Не перебивай меня! Дай сказать!
Иасон закрыл глаза, плотно сжав губы, как будто его ударили по лицу, но промолчал.
Из глаз Рики снова брызнули слёзы:
- Прости… Я умоляю тебя, выслушай!
- Говори.
- Иасон, позволь мне встретиться с Гаем в последний раз.
- Ещё немного, и ты начнёшь просить меня спасти его. Ну, давай: «Иасон, пожалуйста, спаси его. Он ни в чём не виноват, мы втянули его во всё это, ты и я». Помнишь, Рики? Я угадал? Неужели ты думаешь, что я пойду на это? Как ты считаешь, легко ли блонди наступить на горло своей гордости, когда и так всё было положено к твоим ногам?
Ты любишь его. Ты любишь этого мерзавца, который изуродовал тебя, лишь бы ты не достался мне. И ты позволил ему надругаться над собой.
- Да, позволил! Ну и что с того? Он любил меня, а я лгал ему, лгал всем, после того, как ты отпустил меня…
- Любил? – Иасон прижал коленом пах Рики, - Это ты называешь любовью?
- Любил! Иначе никогда бы он не ввязался в схватку с тобой за меня. Я не оставил ему выбора, потому, что молчал до последнего, пока он не припёр меня к стенке. Я должен был сразу ему рассказать, где я провёл те три года, и кем я являюсь. Это я во всём виноват! Я запустил в нём в действие механизм разрушения. Гай боролся за меня до конца, а когда понял, что проиграл и терять больше нечего… Я был тогда в его руках и испугался. Потому что никогда не видел его в таком состоянии. Он был готов на всё, понимаешь? Даже убить меня. И тебе это тоже было известно! Ты же знаешь, я во всём виноват, Иасон, и я обязан положить этому конец. Для нас всех! Тогда не получилось, но теперь я должен поговорить с ним. Он имеет право получить отпущение перед смертью, ведь его скоро повесят!
- Он и шестеро его дружков грабили и убивали людей. Ему самое место – болтаться на столбе.
Рики взмолился:
- Иасон, пусть он умрёт, но позволь мне поговорить с ним в последний раз!
Холодная улыбка застыла на губах Иасона, и Рики внутренне содрогнулся от хищного взгляда его ледяных глаз.
- Хочешь дать ему отпущение грехов? Ну что ж, хорошо. Я устрою вам последнее свидание, а сейчас, любимый, тебе придётся очень для этого постараться.

****

Прошло три дня, а Иасон даже не думал вспоминать о Гае. Рики терзали тревога и нетерпение, тем более что до сих пор саднило покусанные губы, болели синяки на сосках и всём теле – он дорого заплатил за полученное обещание, но оно так и оставалось всего лишь обещанием.
Каждый вечер Рики встречал Иасона с надеждой в глазах, но тот говорил о чём угодно, улыбался, шутил, был ласков, как никогда, и упорно избегал разговоров о предстоящей казни. После робкой попытки Рики напомнить о свидании, обещанном Иасоном, блонди так осадил монгрела, что у бедного парня даже живот заболел от того, каким голосом было сказано:
- Я просил тебя не произносить при мне имени «Гай».
Вот тогда-то между ними и пролегла тонкая, едва заметная полоса отчуждения. Всё было как всегда, только по-прежнему в постели Иасон был невыносим, и после подобного секса они старались не смотреть друг другу в глаза. Но всё это показалось Рики ничего не значащим пустяком по сравнению с сюрпризом, который приготовил ему возлюбленный.
Однажды солнечным утром Иасон небрежно растолкал любимого:
- Вставай, иначе проспишь последнее свидание. Сегодня ровно в десять состоится казнь, и ты уже никогда не увидишь своего бывшего любовника, - услышал Рики мягкий, как кошачья поступь, вкрадчивый шёпот.
Монгрел подскочил:
- Что?!
- Шевелись, - Иасон уже сидел за столом, размешивая ложечкой сахар в чашке чая. - Мы рискуем пропустить самое зрелищное мероприятие года.
Через пять минут Рики был одет и сидел напротив:
- Но как же так, Иасон… Ты обещал…
- Разве? Не помню.
- Я не поеду.
Блонди смерил цересского строптивца ледяным взглядом:
- Не вынуждай меня приказывать тебе. Светская публика уже начала привыкать к твоему присутствию. Зачем же её разочаровывать? – и поставил чашку на блюдце.
Минк встал со стула, опираясь на верную трость, и только сейчас Рики обратил внимание, что руки Иасона затянуты в белые перчатки, а сам он выглядит нарядно и торжественно – излюбленная чёрно-бело-красная гамма.
- Без нас они не начнут. Не заставляй всю Танагуру ждать тебя.

****

Они сидели в первом ряду – Консул Амой, а рядом его пэт.
Когда облачённое в белый балахон тело уже раскачивалось на верёвке, и толпа на площади взорвалась оглушительным воплем, Рики зажал руками уши и уткнулся лбом в колени. Иасон ласково положил ладонь ему на затылок.
Домой они ехали молча. Рики давился слезами, забившись в угол.
- Притормози… дай мне выйти…
Иасон улыбнулся:
- А ты не хочешь напоследок заглянуть ко мне и ещё кое с кем попрощаться?
- Что ты имеешь в виду?
- Я понимаю твои чувства, но не торопи события, любимый.
Вернувшись в Апатию, Рики так и не придал значения тому, что огромный особняк опустел, фурнитуры куда-то подевались, в их с Иасоном спальне окна, несмотря на полдень, занавешены портьерами, а в подсвечнике на столе горит единственная свеча. Но когда в золотом ореоле света, рассеивающего темноту, он разглядел парня, сидящего за столом… До боли знакомая линия плеч, сутулая спина…. И почему-то бритый наголо затылок. Всё еще не веря, Рики позвал:
- Гай…
Парень, резко вскочив, повернулся к нему лицом:
- Рики!
Рики с изумлением посмотрел на Иасона, потом перевёл взгляд на высокого бритоголового парня:
- Гай!
Они встретились на середине комнаты. Рики утонул в объятиях бывшего любовника:
- Гай… Гай…
- Рики… Ты…жив…Рики…
Глава Синдиката, правящего Танагурой, задержался в дверном проёме:
- У вас есть пять минут и ни секунды больше,- сказал он, закрывая за собой дверь.
Рики не верил глазам, трогал Гая за лицо, вглядываясь в серые погасшие глаза, проводил ладонью по голому, чуть шершавому затылку:
- Что они с тобой сделали?
А Гай всё повторял:
- Ты жив… жив... - больно сдавил плечо механический протез левой руки. - Я не знал этого, а рыжеволосый эосский прихвостень молчал. Прости, Рики, - я просто сошёл с ума, но в федеральной тюрьме очень хорошо умеют лечить безумие. Они хотели, чтобы я пришёл к осознанию того, что я натворил, и я пришёл к нему…
- Почему ты так выглядишь?
- А-а, это… - Гай провёл рукой по горбатому носу. - Всего лишь «биомаска». Её накладывают на двадцать четыре часа, а потом её необходимо смыть специальным составом, иначе, созданная из твоих же клеток, она начнёт врастать в кожу, и тогда изуродованное лицо обеспечено на всю жизнь. Господин Минк всё объяснил мне. Я в течение суток должен убраться с Амой, ведь Гая больше не существует.
На самом деле, умер тот Гай. Перед тобой сейчас стоит другой. И этот другой Гай, никогда не сделал бы того, что сделал прежний. Понимаешь? Никогда. Я причинил тебе зло, которое искупить невозможно, и поплатился за это частью своего тела.
Рики попытался перебить его:
- Нет, нет, это я хотел… - но Гай ладонью накрыл рот любимого.
- Замолчи, сейчас моя очередь говорить. Ты не знаешь, какой я испытал шок, когда к моим глазам поднесли зеркало… Из него на меня смотрел тот самый монстр, который изуродовал тебя и взорвал Дана Бан. Я часто приходил на твою «могилу», пока не понял, что на Амой меня уже ничто не держит, да и в этой жизни тоже…
Рики убрал ладонь, закрывшую его рот:
- Твои великолепные волосы… Я всегда завидовал твоим послушным длинным волосам…
Гай вздохнул:
- Смертников бреют наголо. Не беспокойся, любимый, они отрастут, а вот прошлое…
- Гай.
- Что?
- Я сделал свой выбор. Прости – не в твою пользу.
- Мне не за что тебя прощать. Когда за мной пришли в камеру смертников, чтобы вести на казнь, я даже обрадовался грохоту открывающейся двери, но получил укол в шею и отключился. Потом меня привезли сюда. Дальнейшие события нам троим известны.
- Кого же тогда повесили вместо тебя?
В комнату из коридора пролегла полоса света. На пороге стоял Иасон:
- Клона-однодневку, безмозглую куклу, процесс разложения которой уже никого не удивит.
Вот твои документы на другое имя, Гай, и кредитная карточка. На ней пять тысяч кредитов. Думаю, достаточно, чтобы начать новую жизнь. Последнее свидание окончено, ваше время истекло. Сейчас тебя отвезут в космопорт, и, надеюсь, я тебя больше никогда не увижу.
- Я благодарен вам за ваше великодушие, господин Минк.
Иасон брезгливо поморщился:
- Оно тут ни при чём. Я с радостью увидел бы тебя болтающимся на верёвке, если бы не Рики.
В комнату вошли двое мужчин в чёрных костюмах и тёмных очках. Гай шагнул к двери:
- Пора.
Рики схватил его за руку:
- Куда ты теперь?
- Не знаю. Наверное, махну на Даарс. Помнится, у меня там жила дальняя родня.
- Твоя тётка по линии матери, да? – Рики разжал пальцы. - Прощай. Береги себя.
- Постараюсь. Прощай.
Иасон и Рики остались в спальне наедине с догорающей свечой. Они молчали, не глядя друг на друга. Рики заговорил первым:
- Я должен поблагодарить тебя за великолепное шоу?
Иасон смотрел на пламя свечи. Его лицо было спокойным и непроницаемым:
- Этот вопрос я оставлю открытым, как и твоё право выбора. Ты всё ещё свободен, Рики. Догоняй, пока не поздно. Я никого не держу против воли.
- Ты с ума сошёл…
- Вовсе нет.
- Я люблю тебя.
- Да, конечно.
- Ты как всегда неподражаем.
- Положение обязывает. Знаешь, Рики, займись чем-нибудь и избавь меня до вечера от своего присутствия. Все эти сборища утомляют меня в последнее время. Я хочу отдохнуть.
- Как пожелаете, господин Консул. Когда позовёте – я у ваших ног, хозяин, - сказал Рики и вышел в коридор, хлопнув дверью.
Иасон задул свечу.

ДААРС

...его буровые вышки, выросшие в снежной пустыне, покрытые ледяной коростой, качают чёрную маслянистую кровь из скованных вечной мерзлотой недр, его заводы превращают нефть в жидкое золото и плюются в атмосферу языками пламени, сжигая газ. Их сигнальные огни видно даже в пургу. Пульсирующий свет похож на мертвенно-голубое свечение гнилушек на болоте, подёрнутом холодной дымкой тумана. Индустриальный город соперничает с красотой полярной ночи.
Транспорт мягко заходит на посадку. Всю дорогу Гай пребывал в полузабытьи: попросил у стюардессы лёгкого снотворного, разжевал и проглотил, не запив таблетку водой – так нестерпимо зудела раздражённая кожа на лице, освобождённая от биомаски. Чужоё лицо смылось в умывальник туалетной кабинки – в неё входил один человек, а вышел другой, но этого никто не заметил.
Просто поразительно, насколько апатичны люди, успокоенные сытой респектабельной жизнью. Билет первого класса, салон «люкс», приятная тихая музычка, охрана на каждом уровне такая же сонная, как и пассажиры… Достаточно, чтобы не беспокоится, как выглядел сосед по креслу пятнадцать минут назад. Здесь никогда ничего не происходит и не может произойти.
Гая разбудила стюардесса:
- Господин, будьте добры, пристегнитесь. Вы нарушаете правила безопасности при посадке.
Он сонно ей улыбнулся.
- Благодарю вас, леди. Я постараюсь не нарушать правил.
Дорогая тётушка Сэйко, скоро твой прожорливый племянник нагрянет к тебе в гости.

****

Ну и щербатая у тебя морда, парень! И красная, хоть прикуривай.
- Свободен?
- А то! Садитесь, господин. Сумочку можете на заднее сиденье бросить. Куда прикажете?
Что, почуял верные чаевые, оценив мой дорогущий прикид? Вот, чёрт! Адрес-то я почти забыл…
- 4356 street -15/789, кажется…
- Нет проблем, господин. Прокатимся с ветерком. Хвала Повелителю стихий, что мести перестало, и прекратился снегопад, а то меня на прошлой неделе по рекламный щиток занесло…
Да ты ещё и болтлив, как торговка на базаре, малый! Ну и чёрт с тобой – трещи себе на здоровье, дорога будет не такой скучной, ты, похоже, ничуть не смущаешься моим молчанием. Боже, какой, оказывается, испытываешь восторг, слыша простой человеческий трёп после ледяного безмолвия одиночной камеры. И так радует вся эта суета индустриального города, что хочется просто петь, словно ты пьяный, честное слово…
-…было дело на прошлой неделе – еле-еле отрыли! Я уже попрощаться успел со всеми. Не возражаете, я покурю? Пагубная, знаете ли, привычка! А вы курите?
- Не отказался бы.
- Так это просто замечательно! Угощайтесь, господин.
- Хороший табак.
- Дерьма не держу. Добрая затяжка в пути - это как женщина в постели после недели полного воздержания! Вы так не считаете, господин? Да, с ними, с женщинами, так. Вся жизнь вращается вокруг них. Ты им и кофе в постель, и звёзды с неба, тряпки и побрякушки. Таких денег всё это стоит! А они тебе – бац! – и облом по полной программе с понедельника по пятницу. К концу недели твои яйца трещат по швам, и жизнь уже не мила, хоть волком вой на луну. Так хочется послать всё к чёрту! И вдруг, как манна небесная на них снисходит благодушное настроение, и уже час спустя ты прикидываешь, как не грохнуть всю зарплату на очередной каприз той, кого ты совсем недавно готов был придушить. И жизнь сразу меняет краски, жить становится не так муторно! Вот так-то…
Да ты счастливый человек, малый. Ты куришь приличные сигареты и сетуешь на женщин. Энергия брызжет фонтаном, а рот не заткнёшь даже кляпом. Оставайся таковым, старина. Твои разочарования в жизни состоят из отсутствия регулярного секса. Всего-то. Твоя жизнь проста и незатейлива. Я тоже думал, что в моей жизни всё просто и правильно. Моя жизнь ограничивалась именем, состоящим из четырёх букв – РИКИ, человеком, носящим это имя и тем, что было с ним связано: наша банда – парни, которые держались друг за друга в том проклятом городе, юношеские мечты. На всём этом основывались и вера, и надежда на какое-то далёкое, светлое будущее. Мечты…
И вдруг вера пошатнулась, рухнула надежда, всё оказалось не таким, как я себе представлял. Мир развалился на куски. И собрать его заново можно было, только разрушив вместе с собой.
Сколько же я пропустил? Сколько рассветов и закатов я не увидел на заброшенном пирсе в порту? Не знаю. Помню последний закат – ненависть и злоба, как голодные псы, рвали моё сердце на части. Все мои помыслы и действия были подчинены одной цели – сделать ненавистному Минку больно, нанести ему смертельную рану и утащить его за собой в ад. Я не знал тогда, что ад - это одиночная камера, и каждый горит в нём один. Там не бывает места для двоих. Поэтому я проиграл эту битву.
- Вот мать твою и душу её за ногу! Простите великодушно, господин! Ну как тут не выругаться?! На стоянке плюнуть негде! Теперь придётся протискиваться, как, извините, в жопу без смазки! Эх, где наша не пропадала!
Твоему искромётному оптимизму можно позавидовать, парень. Тебя кроет позеленевший от злости коллега по бизнесу за то, что ты впёрся задом в узкую щель между машинами и поцарапал ему бампер.
- Ты, мудак! Куда заехал? Как теперь пассажира будешь выпускать?!
А тебе по барабану! Ты с победоносным видом лыбишься и подмигиваешь мне заговорчески.
- А у меня на такой случай запасной выход имеется, если хотите знать!
- Как это?
- А вот так – через крышу. Протяните-ка руку к потолку, господин. Так-так, чуть левее рычажок небольшой. Ну, давите сильней!
Раздаётся щелчок и наружу с лязгом открывается самый настоящий люк.
- Вот это да!
- А вы как думали? Щас я отправлюсь, к дьяволовой матери, не на стоянку? Жди больше! Тебя тут же обдерут, сукины дети, за неустановленную парковку.
- Ну ты и изобретатель, малый.
- А куда деваться? Без сноровки в этом мире не проживёшь.
- Это уж точно. Вот, держи. И счастливой тебе охоты.
- Спасибо, щедрый господин. Сумочку не забудьте.
Подаёшь через люк мне сумку и сияешь точно твоя лампочка в салоне. Прощай, малый. Я совершенно не знаю, как теперь сложиться моя жизнь, но она, кажется, и ценна тем, что в ней встречаются такие парни как ты. Я говорю ей снова: «Здравствуй».

ТЭДЖ

...ругал себя, на чём свет стоит.
Поверил! И кому? Купился на дешёвые обещания чёртова блонди! Хотел же сразу сваливать отсюда, а не сидеть сиднем. Теперь мечусь здесь, как тигр в клетке. И почему я торчу в этом номере и жду у моря погоды? Не по вкусу мне такие хоромы, как и заверения блонди. Повсюду ковры, хрусталь, прибамбасы всякие… А траходром такой, что покруче нашей взлётной полосы будет. Тьфу! Даже плюнуть некуда – обязательно попадёшь в какую-нибудь блестящую хрень. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Надо было самому что-нибудь предпринять. Нет, он же обещал:
- Сиди здесь и не высовывайся. Я пришлю за тобой, как только буду располагать достоверными сведениями об Арсе.
Поверил! Ведь, поверил же, а не надо было совершать такую глупость, все они одним миром мазаны и нет никакой разницы, будь то сам Консул или его прихвостни.
- Тэджери Минас?
Вообще-то, прежде чем войти, воспитанные люди стучатся, а для этих дверей не существует.
- Да.
- Вам следует пойти с нами.
- С какой это стати?
- У нас приказ проводить вас.
- Приказ? Чей?
- Консула Амой, идиот.
- Иасона?
- Господина Иасона. Следи за своим языком, тупица.
Мало того, что выволок, как козла отпущения на заклание, да ещё и обзывается, сукин сын! Твоё счастье, что силы у нас не равны, а то бы я тебе показал «тупицу». И за «идиота» кровью бы умылся, падла.

****

- Куда вы меня привезли?
А это ещё кто стоит спиной к свету? Только и видно, что силуэт на фоне окна.
- Не кричи, Тэджери.
- Господин Минк?
- Тише.
- Почему здесь так темно?
- Арс не выносит света.
- Арс? Что с ним?
- Он болен.
- Во что он вляпался, негодный мальчишка?
- Нарвался на отморозков, и они посадили его на иглу, чтобы не брыкался.
Да на что он намекает, чёртов блонди?
- Ты всё прекрасно понял, Тэдж, и убери, пожалуйста, руки.
Ну и взгляд – мороз по коже. Осколки льда вместо глаз. Сейчас он меня размажет по стенке даже без помощи своих псов.
- Простите…
- Теперь мы квиты. Арсу окажут необходимую помощь, и, как только он поправится, вы вернётесь на «Цитадель» беспрепятственно. Я позаботился об этом. Прощай, Тэджери Минас.
Не может быть… Я сплю? Ущипните меня. Консул Амой не брезгует замарать белизну перчаток о полукровку? Воистину, они непостижимые, загадочные существа, эти блонди. Секунду назад я думал, что от меня мокрого места не останется, и вдруг он пожимает мне руку?
- Прощайте.
Всё ещё еле заметно прихрамывает на правую ногу, опираясь на трость, - такие травмы долго напоминают о себе. Оглянулся, задержавшись у двери.
- Тэдж.
- Да?
- Передавай от меня привет своему покровителю, если, конечно, твои услуги ему вновь понадобятся, поблагодари за подарок и скажи этому господину, что Иасон Минк в долгу не останется.
- О чём вы?
- Я думаю, мы поняли друг друга. Ты умный парень, хоть и немного взбалмошный. Так передашь?
- Да.
Прощайте, господин Минк, и да хранит вас мать-Юпитер, а я постараюсь теперь сохранить то, что мне дороже всего на свете. Если бы я не был таким болваном, с Арсом ничего не случилось бы. Вы назвали меня взбалмошным… да я просто баран безмозглый!
Мой маленький мальчик…
- Арс… Ты слышишь меня, Арс?
Спишь, а в лицо тебе дышит смерть. Ждёт последнего вздоха. Не дождётся, ничего у неё не выйдет. Я не дал тебе умереть десять лет назад, когда меня с моим напарником занесло в колонию для отморозков с харчем на борту, и теперь не дам.
Там люди мёрли как мухи, ковыряя радиоактивные рудники. В таких местах иногда возникают бунты. В разгар подобных событий мы с напарником туда и угодили. Они послали туда дроидов, которые реагируют только на движение, выжигая всё живоё.
Я услышал плач. Детский плач. Такой тихий и безнадёжный, будто ребёнок уже потерял всякую волю к жизни.
Помнишь, я нашёл тебя в вентиляционной трубе. Ведь залез же ты туда, спасаясь от бойни, и застрял. Ты везучий мальчик, Арс, наверное, в рубашке родился. Увидел меня и вцепился - не отдерёшь. Так и теперь цепляйся за жизнь, не смей сдаваться, Арс.
Я выходил и вырастил тебя как родного сына. Из угловатого, тощего подростка ты превратился в красивого юношу, такого, что наши братки начали на тебя заглядываться. Пришлось показать коe-кому его место. С этого всё и началось. Ты принял мою заботу за нечто большее. Сам уже не помню, чёрт меня раздери, как оказался с тобой в одной постели! Если бы мне уже тогда не лгать самому себе, а признаться, что я влюблён в тебя по уши, всё могло быть иначе. Нет же, я упёрся, как баран. Как это так – старый дурак втюрился в парня, который моложе почти на десяток лет? Вот кусок идиота! Прости меня, Арс. С тех пор, как ты сбежал, я все локти себе обкусал!
Держись, дрянной мальчишка. За тобой должок числится – прилюдная порка, а потом я скажу тебе, что дороже тебя у меня нет человека, чтобы ты больше не смел выкидывать подобные фортели.

РАУЛЬ

...испытывал унижение. Унижение и стыд.
Это в твоём стиле, Иасон. Здесь нечему удивляться. Пренебрежение чувствами равных тебе – твой почерк. Ты падок только на полукровок. Это льстит твоему самолюбию. Цересская грязь снова у твоих ног, лижет тебе сапоги – бывший фурнитур сберёг её для тебя. Ты открыто демонстрируешь свой позор, разгуливая по Эосу с этим беспородным, не замечая, как все брезгливо отворачиваются. Как низко ты пал, Минк.
Вопрос, почему ты так поступаешь, больше не волнует меня. Я принял решение и готов предстать перед Юпитер. Пусть даже Она расплавит мой мозг за незаконное вторжение. В противном случае, я открою Ей глаза на горькую правду, которую Она, может быть, не хочет видеть.
- Кто позволил тебе явиться сюда без вызова?
- Выслушай меня, Мать. Полукровка снова в Эосе.
- Я знаю.
- Иасон приблизил его к себе. Скоро наступит тот день, когда вся Танагура последует его примеру. Разумеется, если уж такое вправе позволить себе сам Консул Амой, а Юпитер хранит по этому поводу гробовое молчание. Иасон Минк, вероятно считает, что его место рядом с этой грязью, так пусть отправляется вместе с ним туда, где живут монгрелы - в Церес.
- Ты прав, Рауль. Мы попробуем старое испытанное средство: «Хочешь излечить больного от болезни – лечи самой болезнью». Своё решение я сообщу ему лично. Верю, что он придёт к раскаянию и вернётся, но теперь его ждёт испытание.

РИКИ

…колотил озноб, зубы выбивали чечётку, а голова… О, боже, как же раскалывалась голова!
Голый полукровка сжался в комочек, он боялся пошевелиться, сдерживая дыхание, чтобы желудок, доведённый вчерашним пойлом до состояния бомбы замедленного действия, не взорвался.
Пытаясь отвлечься от доставшей тошноты, ползущей вверх по пищеводу, и головной боли, Рики начал разглядывать бордовые пятна, пульсирующие перед глазами, а память невольно возвратилась на двенадцать часов назад, когда Иасон выставил его покурить на свежем воздухе.
Небо над Цересом недовольно насупилось прохудившимися серыми тучами, повалил мокрый снег с дождём. Погодка вполне соответствовала настроению. Давясь обидой пополам со слезами и нахохлившись, как воробей, Рики курил сигарету. Пальцы покраснели и заледенели от сырости и промозглого ветра. С раздражением бросив недокуренный бычок, монгрел засунул замёрзшую руку в карман куртки, проклял всё на свете и выругал себя за то, что у него не хватает духу перечить Иасону.
Подумаешь, у него там какие-то разборки с бывшим фурнитуром, а я должен тут превратиться в мокрую сосульку и отравиться никотином, выкурив всю пачку, потому что согреться больше нечем! Сначала их консульство решило погостить у Катце. Потом они разорались ночью, выясняя что-то, и вдруг блонди приспичило вернуться обратно ко мне, да еще и в погоду, когда хозяин собаку на улицу не выгонит! Паскуда Кирие называл меня сумасбродом… вот кто настоящий сумасброд – господин Минк собственной персоной! Эх, сейчас бы чего-нибудь горячительного пропустить!
Ворчанию положила конец открывшаяся дверь. Перед монгрелом с весьма недовольным видом стоял Иасон. Минк хмурился и смотрел куда-то поверх головы Рики. Наконец, словно бы опомнившись, блонди достал бумажник из змеиной кожи.
- До твоего дома отсюда далеко?
- Может быть, Катце снова подвезёт нас?
- Я больше не нуждаюсь в его услугах. Ты не ответил на вопрос.
- Прилично. Пешком часа два топать.
- К сожалению, у меня при себе только кредитная карточка.
Рики запустил руку в карман куртки. В ладони загремела мелочь.
- До дома точно не хватит. Так что придётся прогуляться пешком – у меня нет машины.
Иасон пропустил мимо ушей явное напоминание о первой встрече.
- Пошли.
Ветер немилосердно выдувал остатки тепла из-под промокшей одежды, и Рики мечтал только об одном - поскорее оказаться под крышей своей заброшенной квартиры. Но вот впереди засветилась неоновая вывеска, обещающая недорогую выпивку, бильярд, игровые автоматы, караоке и отдельные кабинки для интимного времяпрепровождения.
Рики умоляюще посмотрел на Иасона.
- Я замёрз. Давай зайдём ненадолго, хотя бы отогреться.
- Почему бы и нет, спешить нам некуда.
Бар мгновенно опустел, когда кто-то из завсегдатаев выкрикнул:
- Консул Амой!
Сбежать не успел только бармен, тут же склонившийся раболепно:
- Господин Минк?
- Некоторые нюансы инспекционной проверки злачных заведений. Хотелось бы продегустировать товар, - сказал Иасон и незаметно подмигнул Рики, устраиваясь на высоком табурете за стойкой, жестом приглашая его сделать то же самое.
- Весь ассортимент в вашем распоряжении, господин Минк, - проблеял бармен.
Иасон обратился к полукровке:
- Заказывай.
Рики охотно поддержал игру:
- Стаут, пожалуйста.
Бармен поставил на стойку две бутылки и собирался уже раствориться в небытие от греха подальше, но Иасон остановил его:
- Любезный, а из чего мы будем вкушать ваш волшебный напиток?
На стойке возникли стаканы.
- У нас лучший стаут, контрабанды не держим! – бармену и на этот раз испариться не удалось.
- Будьте добры положить в мой стакан лёд. И побольше.
Глаза бармена округлились: «Стаут со льдом?!». Но возражать он не посмел, трясясь от благоговейного страха. Кубики льда звякнули о дно стакана. Рики привычным движением свернул крышку у пластиковой бутылки замысловатой формы. Залив лёд до половины, пояснил:
- Мне удобней из горлышка, - и с удовольствием приложился к бутылке.
Внимательно проследив, как монгрел сделал первый глоток и даже не поморщился, Иасон встряхнул лёд в стакане, осторожно пригубил. Полукровке стало его жалко – он увидел, что лицо блонди благородно перекосило, но тот мужественно проглотил жгучую жидкость.
- Ну как? – сочувственно спросил Рики.
Довольно быстро обретя способность говорить, блонди ответил:
- Васаби, не меньше.
Рики ободряюще похлопал Иасона по плечу:
- Ничего. Я посмотрю, что ты скажешь через пару минут, - глаза его уже заметно потеплели. Лицо Иасона стало таким маняще-притягательным. Возвращались знакомые ощущения, когда мир вокруг менял форму, а иллюзии подстерегали на каждом шагу. Рики сделал ещё один большой глоток, следом за Иасоном, который довольно спокойно отправил в рот новую порцию стаута.
- Неплохо, - заключил блонди.
- А я тебе что говорил!
- Повторим?
- Повторим! Любезный, оставьте лёд на стойке, я сам в состоянии о себе позаботиться. За тебя, Рики!
- Взаимно!
Так опустели обе ёмкости.
- Жаль, что нельзя заказать ещё, дегустация, по-моему, затянулась, а денег больше нет.
- Деньги не проблема, - выпалил Рики. - Не волнуйся. Где наша не пропадала! Я разыщу Люка, Сида и Норриса, провернём пару афер и дело в шляпе.
- Это какие такие аферы ты собираешься проворачивать, милый? Опять «Бизоны»?
- Почему бы и нет?
- Может, ещё и Гая позовёшь, для полного счастья? Тандем крутых парней, часть третья? Я запрещаю тебе. Не смей ввязываться в это.
- Запрещаешь? – сквозь зубы процедил Рики. - А что будет, если я тебя не послушаюсь, любимый?
Иасон резко поднялся с места, нечаянно опрокинув табурет:
- Мало тебе было урока с перевозкой груза, скотский предводитель?
Рики подпрыгнул, как ошпаренный, стукнув кулаком по стойке:
- Ты мне угрожаешь, Иасон Минк? Да, кто ты тут такой, чтобы грозить мне?! Это тебе не Эос, родной! Здесь Церес! И это моя территория! Здесь ты никто! Понял?
Стоявшая рядом с ним пирамида чистых стаканов покосилась и полетела на пол. Звон бьющегося стекла остудил пыл обоих. Иасон, будто обессилев, опустился на табурет, на котором секунду назад сидел полукровка.
- Ты прав. Извини. Теперь я действительно никто. Я покинул Эос в том, во что был одет. У меня нет ни денег, ни крыши над головой, ни положения в обществе, ни имени. Имя Иасон Минк давно запятнано. И такой я тебе не нужен, хозяин Цереса? Ну, что же ты молчишь? Скажи, такой я тебе не нужен?
- Неправда, – подняв валяющийся табурет, Рики сел и принялся поправлять растрепавшиеся в горячке ссоры пряди волос Иасона. - Прости меня. Я не хотел тебя обидеть. Стаут шарахнул мне в голову.
Пучеглазие бармена пугающе увеличилось. Созерцание нарушил Рики:
- Чего уставился, козёл? Глаза сломаешь. Поставь лучше выпить!
- Совершенно справедливое замечание, - поддержал его Иасон. - Дегустация ещё не окончена.
В две секунды желание гостей было исполнено.
- Если пить, то не просто так, - предложил Рики, - Давай отметим твоё новоселье?
- Хороший повод, - согласился Иасон.
И они отметили. Осмелевший бармен, виляя хвостом на безопасном расстоянии, предложил первый тост за любовь и дружбу между полукровками из Цереса и блонди из Эоса, а потом за благодетельную мать-Юпитер, а потом за процветание Танагуры, а потом… а, чёрт его знает…
Как они доковыляли до дома, Рики не помнил. Зато сейчас он знал, что его немедленно вывернет наизнанку, как рваный чулок. Сил хватило только чтобы подползти к краю кровати. И, когда голова свесилась вниз, желудок выплеснул волну вкушаемых вчера «изысков».
Мама родная, как же плохо! Скончаюсь сейчас. Блонди! Мой бедный блонди! Жив ли ты? Отзовись!
- Иасон… - боясь нового извержения, прошептал полукровка. Тишина. - Иасон… - никакого ответа, лишь утренний свет ударил по глазам, стоило Рики их открыть. Он попытался поднять голову.
- Иасон!
Снова безмолвие. Тогда монгрел заставил себя сесть, хоть боль, как чугунный шар, перекатившись ото лба к затылку, чуть не вызвала новый приступ дурноты. Рики был один – примятое и ещё тёплое место, где лежал Иасон, пустовало. Не веря своим глазам, полукровка провёл рукой по складкам. Прикосновение к остывающей под пальцами ткани пыльного покрывала принесло ощущение недоумения и какой-то детской потерянности. Даже головная боль отодвинулась на второй план.
- Иасон…
Ему никто не ответил. Да, он был один в грязной и непригодной для жилья квартире, когда-то называвшейся его домом. Ему на мгновенье показалось, что банда «Бизонов», Гай, далёкая встреча в переулке, три года с блонди из Танаруры, взрыв в Дана Бан, больничный запах в палате реанимации мидасского госпиталя, полгода полужизни-полусмерти у Катце, возвращение в Эос и вчерашняя пьянка – лишь сон.
Какого чёрта ты тут нюни распустил? Наверное, вчера где-то сильно стукнулся головой, оттого-то она у тебя так трещит, раз в неё лезет подобный бред. Пока ты тут валялся трупом, двужильный отпрыск Юпитер отправился на промысел. Вероятно, блонди не страдают похмельным синдромом. Вот такой он у нас крутой парень: даже стаут ему нипочём! А монгрел Рики должен убирать свинарник к его высочайшему появлению. Кинул меня тут одного стучать зубами, чёртов Элита из Танагуры! Ладно, прекрати брюзжать. Лучше займись делом! А то он, вернувшись, подумает, что ты настоящий слабак. Может, догадается он принести бутылочку.
Последняя мысль выглядела настолько привлекательной, что Рики почти вприпрыжку отправился в душ. Как ни странно, за время его долгого отсутствия воду не перекрыли. И какое это было блаженство – стоять под ледяными струями, чувствуя, как огнём горит кожа.
Вот только заявись домой с грязными ботинками, будешь у меня топтаться у порога, пока не снимешь обувь, когда здесь всё станет сверкать не хуже, чем в твоих хоромах! Ну, за дело. Я готов к подвигу фурнитура.
Целый день он ползал на карачках, позабыв о голоде, ободрённый ожиданием, прислушиваясь к любому шороху за дверью. Иногда ему мерещился знакомый звук шагов, и он, замирая, поднимал взгляд на вход.
К вечеру в пол можно было смотреться как в зеркало, пыль и грязь исчезли, постель была застелена чистым бельём, грязное отстирано и сохло, а Рики метался от окна к порогу, не находя себе места. Скоро усталость сморила его, и он уснул, только лишь голова коснулась подушки.
Не появился блонди и на следующий день.
В душе Рики злость боролась с беспокойством и всё нарастающей тревогой, и к концу суток полукровка уже готов был грызть стены. Лёжа на спине и тупо уставившись в потолок, он чуть не плакал от беспомощного ожидания, как вдруг чётко осознал: всё бесполезно.
Ты ушёл. Да, ты ушёл и не вернёшься, Иасон. Пробуждение ото сна на вонючем покрывале оказалось для тебя слишком тяжёлым испытанием. Хоть перед стаутом, как и перед смертью, все равны – простые смертные и элита, зато похмелье последним становится не по плечу. Проснувшись, ты тут же протрезвел. На поверку вышло, что не всё так просто, как ты считал. Моя халупа резко отличается от твоих апартаментов, и ты вдруг ясно себе представил, что ждёт тебя в Цересе рядом со мной.
Я ничего не могу тебе дать, кроме своего тела, а ты, наверное, всё-таки вспомнил, что прикасаться к дворняге ниже твоего достоинства. Чёрт возьми, Иасон, лучше поздно, чем никогда.
- Ответь! – крикнул он в пустоту.
Слёзы, которых он не замечал, лились по вискам на подушку. Предчувствие беды, преследовавшее его от закрывшихся за ним дверей лифта в Эосе, обрело осязаемые черты. Сейчас он был готов даже на убийство, лишь бы не чувствовать той боли, которую испытывал из-за открывшейся вдруг правды – элита никогда не опустится до такой степени, чтобы окончательно забыть о своём происхождении.
Вскочив с постели и покинув квартиру, Рики спустился вниз и ступил под летящую с небес белую пыль. Ледяной ветер встрепал взлохмаченные волосы и заморозил слёзы.
Бывший главарь «Бизонов» больше не плакал. Он вышел на охоту в джунгли Цереса.

****

- Рики! Очнись! Рики!
Полуктовка открыл глаза:
- Гай?
- Ты можешь, чёрт возьми, объяснить, что всё это значит?
С трудом выдавленные слова ободрали горло:
- Он… бросил меня.
- Кто бросил?
- Иасон… - Рики потянулся к собеседнику. - Забери меня отсюда…
Большая ладонь Гая легла на пылающий лоб Рики:
- Ты болен.
- Пока мы с Иасоном топали домой пешком, я замёрз и промок до нитки: весь день шёл снег с дождём. Вот, наверное, и простыл…
- Молчи. Я знал, что эта сволочь, наигравшись с тобой, в конце концов, так и поступит. Рики… Рики… Ты не покидал моих мыслей с тех пор, как я оставил Амой. Прости, но я не мог смириться с тем, что потерял тебя навсегда, поэтому на всё плюнул и вернулся. Теперь вижу, что не зря. Но ничего, больше никто не причинит тебе боли. Сейчас я помогу тебе собраться. Вставай, «Бизон». Мы летим на Даарс.

РАУЛЬ

...cклонился над Иасоном.
- Посмотри на меня.
- Ам?
- Доброе утро. Как спалось? Просыпайся, любимый. Сожалею, но кофе в постель здесь тебе никто не подаст. Вижу, явь не слишком тебе нравится. Да, милый, это – цепи. Запястья не болят? А в поясе не жмёт? Подобрать тебе новый «костюмчик» по размеру было нелёгкой задачей. Твой бывший пэт, как и ныне здравствующий экс-фурнитур, были не такого роста, как ты, и в объёме бёдер поменьше тебя, но даже Катце пришлось делать «сбрую» на заказ. Помнишь? Знаешь, дорогой, а ошейник тебе очень идёт, и вообще ты смотришься колоритно. Ах, прости. Забыл предложить тебе вина. У тебя, наверное, голова болит после вчерашнего посещения цересского заведения.
Иасон, зачем же так грубо себя вести? Где твои изысканные манеры? Ну вот – разбил бокал, разлил вино, забрызгал мой костюм. Жаль бокал, хрусталь всё-таки. Дардарианский. И вино я выбирал самое дорогое. Что ж, стаут, судя по всему, нравится тебе больше. Говорят, от него видишь такие умопомрачительные сны.
Оглянись вокруг. Узнаёшь? У тебя не возникает ощущения, что ты ещё спишь? Ладно, считай, что это – кошмарный сон, так легче смириться с судьбой. Это место предназначено для строптивых пэтов, и ты – мой пэт. По крайней мере, у меня есть хоть какой-то намёк на вкус, и я не подбираю с улиц всякую шваль. Целых три года ты потратил на то, чтобы она перестала кусаться…
- Да как ты посмел…
- О, Юпитер, что я слышу? Неужели ты не забыл кто ты такой? В тебе пробудились чувство собственного достоинства и честь блонди? Мне кажется, немного поздновато и весьма не к месту. Не дёргайся, милый, ты производишь очень много шума, лязгая цепями. Успокойся.
- Что происходит, Рауль?
- Надо же, ты вспомнил, что у меня есть имя. Извини, но здесь оно для тебя не существует. Объяснить тебе, что происходит? Изволь. Я – твой хозяин, а ты – моя вещь. И сейчас я возьму то, что принадлежит мне по праву собственности – твоё тело. Тело, которое так долго дразнило меня. Тело, которым, однажды ты неосторожно поманил меня, игра доставляла тебе удовольствие, и ты не задумывался о последствиях.
Я был тебе безразличен, ты просто забавлялся со мной, после того как…
- Прекрати немедленно!
- Прости, ты находишься не в том положении, чтобы распоряжаться моими действиями. Хочешь, я поцелую тебя, любимый? Нет? Может мне сначала раздеться? Я сделаю это медленно, так, как всегда нравилось тебе. Ты, кстати, не находишь меня привлекательней своего ублюдка? Всё-таки порода, а не эти отбросы.
- Ты сошёл с ума! Ам, не смей! Прекрати!
- Да, любимый. Ты слишком увлёкся собой и своими интрижками и не заметил, как я сошёл с ума. Посмотри на это тело, Минк. Не было ли оно твоим? Не подчинялось ли оно любым твоим желаниям? Загляни в эти глаза. Не ловили ли они каждое твоё движение, не смотрели ли они на тебя с обожанием, граничащим с поклонением? Теперь всё изменится. Теперь я буду распоряжаться тобой, как вещью. Ты сделал меня таким. Любуйся. Разве твоё создание не достойно восхищения? А патология сложившейся ситуации не возбуждает? Тебе же всегда нравились извращенцы, подобные Нарсусу Мунну.
Ну же, Иасон, расслабься. И не рвись ты так – сотрёшь запястья. Сейчас, любимый. Ждать осталось недолго. Красивый у меня браслет на руке, не правда ли? Раньше ты тоже носил такой же. Одно движение, и твой гадёныш извивался под тобой, как послушная марионетка. Я возьму тебя прямо на этом полу, и ты ничего не сможешь мне противопоставить. Даже твоей железной воли не хватит, чтобы сопротивляться кольцу пэта.
Жалкие потуги, Бывший Глава Синдиката, правящего Танагурой. Надеюсь, ты понимаешь, что значит – быть ровней с пэтом? Это значит вкусить всю прелесть его же ощущений. Ты хотел опуститься на его уровень? Но, не став пэтом, нельзя сравниться с животным. Может, ты узнаешь его в себе – это грязное животное, требующее удовлетворения скотского желания?
- Рауль! Опомнись! Ты пожалеешь…
- Милый, это ты пожалеешь, что ветер не развеял твой пепел по пустыне
- Р-а-ауль! Нет! А-а-а!!!

****

- Рики!
- Его здесь нет.
Задыхаясь, Иасон вцепился обеими руками в гриву на затылке Рауля и рывком подмял его под себя.
- Я не-на-вижу тебя…
Рауль, вывернулся и опять навалился на него всем своим весом:
- Правда? Скажи: «Я люблю тебя».
Тело Иасона сотрясалось в конвульсиях. Рауль прижался к нему ещё плотнее.
- Ну же. Я жду.
Вдруг что-то холодное и твёрдое упёрлось ему в горячий затылок.
- Оставь его, белокурая гадина!
Вздрогнув от неожиданности, Рауль скосил глаза – над ним навис Катце со старой доброй «пушкой» в вытянутой руке.
- Медленно поднимайся. Без глупостей. Одно неосторожное движение или слово, и твои мозги на вскрытии будут напоминать переваренное яйцо в треснувшей скорлупе. Вставай, сукин сын. Я подожду, пока ты самоудовлетворишься в туалете, а потом мы с тобой побеседуем, - и он выпрямился, не сводя глаз с Рауля.
Тот поднялся. Иасон остался лежать на полу, безвольно свернувшись калачиком. Его всё ещё трясло. Он так и затих в этой позе, спрятав лицо в коленях – голый, потный, беспомощный и раздавленный. Из носа капала кровь, расплываясь почти чёрным пятном под щекой.
Не снимая Рауля с прицела, Катце носком ботинка пододвинул в сторону противника валяющийся рядом халат.
- Прикрой срам, сволочь.
Рауль никак не мог попасть левой рукой в правый рукав.
- Да как ты…
Металл, ткнувшись в шею, вызвал озноб.
- Прикуси язык, ползучая тварь.
- Ты поплатишься за это.
- Как страшно. Прежде, чем давать подобные обещания, потрудись подёргать свой арбузный хвостик, а то брызги лопнувшей от похоти мошонки, не дай Бог, испачкают мне плащ, - Катце подтолкнул господина Ама в сторону туалета, и за Раулем закрылась дверь.
- Теперь, пока ты там занят делом, не отнимай у меня время и сообщи код кольца.
- А на каторгу в бессрочный отпуск слетать не хочешь?
- Не испытывай моё терпение, змеёныш. Я поджарю тебя прямо у унитаза. Глупо так бездарно закончить жизнь. Молчишь? Ну что ж, жаль, - Катце снял оружие с предохранителя.
- Не надо… пятьсот семдесят пять…
- Отойди подальше к стене, выродок, а то заденет, - выстрелом в упор Катце намертво запаял замок. Рауль инстинктивно шарахнулся в сторону, упал на пол и закрыл голову руками.
Потом зашелестела ткань плаща.
Тихий истерический смех сотряс голые плечи.
- Не торопись, это ещё не всё! Ты не знаешь пальцевой комбинации – кольцо не реагирует на чужие руки, идиот! Тебе придётся снять его вместе с членом, и Иасон будет таким же, как и его бывшая мебель! - злорадно выкрикнул Рауль, но его уже никто не услышал.

РИКИ

…шептал вслед уходящему:
- Иасон… Иасон…
Пересохшие губы коснулись края чашки.
- Пей.
Глоток чего-то горячего и сладкого обжёг горло, и Рики зацепившись за это ощущение, чтобы выйти из лабиринта забытья, открыл глаза и посмотрел на фигуру, склонившуюся над ним.
- Где мы?
Гай поставил пустую чашку на столик.
- Наконец-то. С возвращением. Тебе надо набираться сил. Отдыхай и не думай больше ни о чём плохом. Мы дома. И теперь ты в безопасности. Постарайся уснуть.
Поправив сбившуюся подушку, Гай поцеловал Рики в щёку и выключил свет, потом полукровка услышал лёгкие шаги и скрип закрывающейся двери.
Дома… Как хорошо…
- Мама…
Очнись, её больше нет. Перестань. Не думай. Не вспоминай.
А ком горьких слёз собирался в горле, готовый снести хрупкую плотину самообладания. Прекрати, не смей реветь как девчонка…
Тупая полузабытая боль давней безвозвратной утраты смешалась с острой болью теперешней безнадёжной потери, но он не позволил себе плакать, как плакал в далёком, заблудившемся в глубоких снах детстве.
Тогда он мог это сделать, потому что знал, кому предназначались эти слёзы и кто мог легко и быстро их осушить.
Ему несказанно повезло, в отличие от других цересских оборванцев, у него была мама. У него были забота, защита и тепло, пища и крыша над головой. У него был этот хрупкий мирок, называемый безмятежным счастьем, освещённый и согретый взглядом грустных чёрных глаз молодой женщины, почти девочки.
Все, кто видел их вместе, говорили, что он похож на мать: смуглая кожа, нежные персиковые губы, тонкие, с изломом, брови. Природа одарила её редкой красотой, которая высоко ценилась мужчинами даже в такой клоаке, как Церес. Небольшой рост сочетался с мягкими, плавными очертаниями фигуры, а всегда короткая юбка открывала точёные ноги.
Она была проституткой, «звездой» нелегального цересского борделя.
Забеременев, она не питала иллюзий по поводу перемен в жизни, но от ребёнка избавляться не захотела, продолжая зарабатывать, пока хозяин, с жалостью смотревший на неё, не выставил её за дверь, пообещав сохранить место к возвращению.
Рики помнил, что она везде таскала его за собой, иногда оставляя в железной кроватке, отгороженной широкой ширмой. Кроме этого в комнате умещались только небольшой стол, стул, постель и умывальник.
Сюда приходили мужчины, поэтому у Рики не переводились игрушки, сладости и приличная одежда. Он привык от скуки в такт скрипу кровати трясти металлическую задвигающуюся решётку. Грохот стоял такой, что в коридоре знали – номер занят.
А потом она несла его домой. Зимой – по заснеженным улицам, пряча лицо от колючего ветра в воротнике из синтетического меха и стуча каблучками по обледеневшему тротуару. Осенью – укрываясь под широким зонтом от проливного дождя. Летом – выставляя всем на показ безупречные ноги, соблазнительно покачивая бёдрами.
Они жили в маленьком подвальчике, разделённом на три части – комнату с простой домашней утварью, крохотную кухню и совмещённый санузел – картонной перегородкой, покрытой штукатуркой и обоями.
В любое время года в нём господствовала бы сырость и царствовал холод, а в узенькое оконце под потолком не проникал бы солнечный свет, но стараниями маленькой женщины их жилище освещалось электричеством и обогревалось печуркой, сложенной из кирпичей разрушенной кладки соседнего заброшенного дома.
В печке постоянно дышало живое пламя, а с кухни тянуло вкусненьким – сладкой ванилью или горячим тестом, превращающимся в пышные булочки.
Все эти запахи, свет, струящийся от ночника над кроваткой, тепло и покой под мягким одеялом сливались в один образ - её лицо сосредоточенное и грустное, этот трогательно печальный взгляд и тихий голос.
- Рики… Мой маленький Рики…
Он протягивал к ней ручки.
- Мама…
Она вынимала его из кроватки, целовала, прижимая к сердцу, гладила по голове. Длинные ресницы бросали изогнутую тень на матово-бронзовую кожу, освещённую золотым светом лампы, маленькие, с чётким контуром губы шептали под простую, убаюкивающую, как у всех колыбельных на свете, мелодию:
Тёмной ночью за окном Фея-дождь
С тихой поступью печальной
На руках качает Дрёму и тихонечко поёт:
Дрема, Дрёма, мой сыночек,
Уложу тебя в кровать
И захочешь сразу спать.
Повернёшься на бочок и закроешь глазки,
Под пушистые ресницы проберутся сказки.

«Динь-динь-динь», – звенит капель.
Упорхнёт ночная тень.
Утро встретит новый день,
И босые ножки
Будут шлёпать по дорожке.
А пока что Фея-дождь
С тихой поступью печальной
На руках качает Дрёму и тихонечко поёт:
- Дрёма, Дрёма, мой сыночек,
Уложу тебя в кровать, и захочешь сразу спать.
Повернёшься на бочок и закроешь глазки,
Под пушистые ресницы проберутся сказки.

- Рики, мой Рики… Спи, мой маленьний…
Моргнув, лампа гасла, и он уплывал в сновидения вслед за её мягким, чарующим голосом. Ночь сменялась днём. День уходил, как песок сквозь пальцы, уступая свои права ночи. Время текло неумолимо – маленький Рики, её славный черноглазый малыш, превратился в задиристого мальчишку. От матери он унаследовал смазливое личико и красивое соблазнительное тело со смуглой кожей, а от отца ему достались ершистый характер и своенравные, торчащие в разные стороны, жёсткие, чёрные как смоль патлы. Сколько их ни приглаживай, они всё равно ложились, как им заблагорассудится.
В его агатовых глазах сейчас поселились дерзость и злость. Он никому не давал спуску в свои одиннадцать с небольшим лет. Всегда нападал первым, отстаивая свои интересы, и дрался отчаянно, до крови, пока обидчик не окажется на земле, жалобно скуля и прижимая колени к лицу, закрывая живот и пах. Но он никогда не бил тех, кто открыто признавал своё поражение. Поэтому местная ребятня его боялась и уважала.
Единственным человеком, к которому он относился с безоговорочной покорностью и боготворил, была его мать, маленькая хрупкая женщина, подарившая ему жизнь и любовь. Он отвечал ей тем же.
Когда она впервые серьёзно заболела и слегла, он не отходил от неё, меняя высохшие от жара примочки. Местный спившийся докторишка, некогда имевший в Мидасе частную практику и лишённый лицензии из-за пьянства, однозначно заключил:
- Пневмония. Нужны антибиотики, иначе она долго не протянет.
Стало ясно, что небольшие сбережения, отложенные матерью на чёрный день, растворяться в кармане врача. А как быть дальше? На что покупать лекарство?
Барыга с толкучки заломил такую цену, что Рики едва сдержался, чтобы не вцепится ему в морду:
- Да чтоб ты провалился! Наживаетесь на нашей крови!
На что тот только брезгливо отмахнулся:
- Тебя цена не устраивает? Так иди, поищи подешевле в мидасской аптеке. Пошёл отсюда, дерьмо собачье, а то ещё и себе на лекарства всю жизнь работать будешь.
Рики вернулся домой злой, как собака. На вопрос матери: «Где ты был, сынок?», он в бессильной злобе запустил с порога в старенькое трюмо снятый ботинок. Зеркало, перед которым обычно прихорашивалась его мать, треснуло, но не разбилось. Он подошёл к трюмо и, облокотившись на столик, угрюмо уставился на трещину, будто это треснула его собственная жизнь, а не стекло.
Трещина, разделяющая его пылающее гневом лицо на две неправильные половины по косой неровной линии, точно насмехалась над ним: «Ну что, цересский шалопай, теперь раскрась свой фейс и на обочину – шагом марш! Чем ты лучше других таких же ублюдков?».
Рики зло усмехнулся в ответ: «Щас! Держи карман шире!»
«Тебе карман держи, не держи – всё равно пустой! Твоя мать сгинет, если ты не нароешь денег! Нет, мразь, ты не только пойдёшь, побежишь рысью, хоть ползать в грязи, хоть просить милостыню у самого Консула, но деньги ты достанешь, понял?».
- Где ты был? – мать повторила вопрос и закашлялась.
Рики не ответил, лишь ударил кулаком по столику с косметикой. Баночки, скляночки и прочая атрибутика одного из женских способов обольщения, дружно подпрыгнув, посыпались на пол. Выскочившая из футляра красная губная помада подкатилась к разутой ступне Рики. Нагнувшись, он поднял яркий столбик. Выдвинул аппликатор, тупо уставившись на него, и вдруг уверенным движением провёл им по губам, оценивающе глядя на себя в треснувшее зеркало. Затем, густо наслюнявив чёрный карандаш, жирно подвёл глаза. Румян не требовалось, щёки и так горели. Поправил причёску и остался доволен своим новым обликом.
- Хорош, чёрт возьми… – Рики повернулся лицом к матери.
- Что это значит? – удивилась она.
- Я заработаю эти деньги, мама! И пусть он засунет их себе в задницу, барыга, но я достану лекарство!
- Рики… - хотела возразить она, но он уже не услышал её, завязывая шнурок на вновь надетом ботинке.

****

Чёртов наспех завязанный шнурок снова развязался. Рики уже надоело нагибаться, ставя ногу на парапет и сгибая колено. Чёрная майка-топик задиралась при этом почти до лопаток, оголяя смуглую спину и втянутый, как у голодной собаки, живот.
И тут перед самым носом Рики возникли длинные тонкие затянутые в красные колготки ноги на умопомрачительно высокой «платформе». От щиколотки до острых коленей голени перетягивала узкая шнуровка. Рики услышал шепелявый голос:
- Эй, мудило! Ты долго ещё тут шобираешься демонштрировать швой обтянутый шад? Шиково ты его умеешь откляшивать, хоть шаш вштавляй!
Оторвавшись от созерцания колготок, Рики поднял глаза. То, что вырисовывалось выше колен, с трудом поддавалось описанию. Над Рики возвышалась каланча, не меньше, в короткой ядовито-зелёной юбке. Юбка где начиналась, там и заканчивалась, едва прикрывая тугие яйца. Держалась она на оранжево-апельсиновых подтяжках, скрывающих только соски на тощей груди. Поверх всего этого была надета обгрызенная мохнатая блескучая, точно ёлочная мишура, алая безрукавка.
Страшная веснушчатая рожа была гротескно размалёвана, а накладные ресницы и всклокоченный ярко голубой парик придавали ей клоунский вид. Губы, накрашенные помадой под цвет подтяжек, растянулись в идиотской улыбке, явив отсутствие двух передних зубов. Каланча в голубом парике прошепелявила:
- Какого хера ты тут рашкаряшился? Это я тут штою. Вали отшуда, пока не наваляли.
Рики не спеша завязал шнурок и усмехнулся:
- Да ну? – и со всей дури опустил подошву ботинка на пальцы с оранжевыми ногтями.
- Шука! – взвыл хозяин места на тротуаре, пытаясь выдернуть ступню из-под ботинка, и в этот момент Рики ударил ему ногой в пах, а когда тот согнулся пополам, завершил начатый манёвр, заехав кулаком в нос – пустил из депо красные паровозики.
Крутой претендент на первенство вдруг заныл совсем по-детски, закрыв лицо руками, и опустился на колени:
- Дурак… По лишу-то бить шашем? – он захлюпал кровавыми соплями, смешивая их с килограммом косметики.
Парик съехал на сторону, наклеенные ресницы отлипли из-за слёз – и вот уже на асфальте сел, развозя по веснушчатому лицу остатки макияжа, долговязый рыжий пацан.
Вызывающе-товарный вид был утрачен, и Рики просто отошёл в сторону – этот хныкающий слабак уже не интересовал его. У него была цель – настричь как можно больше «капусты». Он знал, как ее добыть – положить большой и толстый на гордость, задрать хвост по ветру и стать шлюхой. Шлюхой, какой всегда была его мать, чтобы вырастить его и поставить на ноги. Он понимал, что придётся стиснуть зубы и терпеть возбудённый член у себя в жопе. Он сможет.
Рики нагнулся к ботинку, теперь уже только делая вид, что завязывает шнурок. Очень скоро – он даже сам не ожидал такого хода событий – рядом притормозил шикарный автомобиль с тонированными стёклами. Мальчишка выпрямился, спиной чувствуя цепкий, пронизывающий с ног до головы взгляд - кто-то за этими светонепроницаемыми стёклами впился в Рики взглядом. Монгрел медленно повернулся и вызывающе уставился на того, кто так пожирал его глазами. Дуэль взглядов длилась всего несколько секунд, у Рики кожа на спине покрылась мурашками, и внутренний озноб прошиб резкой, неожиданной волной. Впервые в жизни он почувствовал подобное возбуждение от осознания и физического ощущения, что его оценивающе разглядывают.
И, когда напряжение достигло наивысшей точки, дверца на заднем сиденье плавно отворилась, приглашая сесть внутрь. Принять подобное приглашение мог только сумасшедший – в таких навороченных тачках простые граждане Мидаса явно не катаются. Не раздумывая ни секунды, Рики нырнул в полумрак неосвещённого салона. И тут до него дошло, как круто он попал – в машине были блонди. Одного, притаившегося в дальнем углу сиденья, скрывала густая тень. Другой сидел ближе, всего на расстоянии вытянутой руки от Рики, и это был совсем ещё мальчик, почти его ровесник. Юный блонди смотрел настолько откровенно оценивающе, что Рики почувствовал себя клеймёной скотиной, выставленной на торги. Его изящная, точёная фигура вытянулась в струнку от напряжения.
Рики, как загипнотизированный, уставился в голубые глаза, полные холодной притягательной силы. Они заставляли ноги стыть, а сердце бешено колотиться, выталкивая в аорту закипающую кровь. Он вздрогнул от донёсшегося из тени надменного голоса:
- Это полукровка, Иасон, - другое название монгрелов.
- Полукровка… – эхом отозвался белокурый мальчик, и красивые губы изогнулись в презрительно-равнодушную линию. Его лицо сейчас как бы было разделено на две половины по горизонтали: глаза обжигали льдом, а губы выражали полное несоответствие взгляду, являя собой безразличие, граничащее со скукой.
Рики настолько поразился этой двойственности, что почти покорился тому, как его раздевают глазами.
- Да, Иасон, - сказал скрытый тенью. - Это ярчайший представитель – уличная мидасская проститутка. Обрати внимание, у него смуглая кожа и чёрные волосы. Этот монгрел появился на свет путём спаривания генетического мусора. Удивительно, как они до сих пор плодятся. Алкоголизм, наркомания, болезни, полная деградация данного биологического вида ведут к тому, что он перестанет существовать.
И тут светловолосый мальчик протянул руку и коснулся подушечками пальцев накрашенных губ Рики. Пальцы испачкались красным, как будто кровью, юный блонди поднёс их ко рту и облизнул кончиком языка, наклонив голову и глядя Рики прямо в глаза.
Вдруг Рики к своему ужасу ощутил непроизвольное семяизвержение, и тёплая сперма потекла по его бедрам. Обида смешалась со стыдом, он чувствовал себя малявкой, не добежавшей до горшка и наделавшей в штаны, и в тоже время испытывал сладкое блаженство, заставившее его запрокинуть голову и застонать. С ним такое случалось иногда во сне, когда ему снилась мать, ублажающая мужчину. Но здесь и сейчас, под этим взглядом! Он готов был провалится сквозь землю, а ноги не слушались, голова шумела и кружилась.
- Надеюсь, ты удовлетворил своё нездоровое любопытство и теперь мы можем покинуть это место? Оставаться здесь в такой поздний час не приличествует твоему положению, Иасон, – слова приглушённо, словно через толстый слой ваты, донеслись до Рики.
- Да, - ответил мальчик с неприступными голубыми глазами.
- Тогда заплати этой проститутке за пережитый ужас и пусть катится на все четыре стороны.
Иасон сунул в похолодевшие пальцы несколько крупных купюр, и дверь автомобиля открыла путь к освобождению из ловушки. Не помня себя от перенесённого шока, монгрел вывалился на тротуар и бросился наутёк, всё же сжимая в кулаке деньги, которые ему удалось заработать, даже не расстегнув ширинку.
Мне нужно было бежать без оглядки, и тогда ничего бы не было: ни твоих губ, ни твоих рук, ни кольца, ничего.
Я не забыл твой взгляд даже спустя девять лет. Ведь это ты был тем белокурым мальчиком по имени Иасон, который прикоснулся к моим губам. Твои глаза снились мне ночами, твои красивые губы, сжатые в надменно-скучающую линию: «Полукровка…».
Ты произнёс то же слово, в точности повторив интонацию. Вряд ли ты узнал меня, но я уже не имел права просто так уйти, не выяснив, что такого мерзкого в названии «полукровка», я ведь не хотел рождаться в трущобах, как и ты не выбирал, где тебе родится и кем быть.
А потом ты ответил на мой вопрос: «Иасон Минк, блонди из Танагуры», и я понял, что на этот раз влип намного круче, чем тогда, когда так бесцеремонно сел в твою машину…
Теперь всё кончено, ты далеко. Я больше никогда тебя не увижу. Лучше бы я умер вместе с тобой, и этой мучительной памяти не осталось бы. Нас просто уже не было бы, как нет её и нет Биста. Он говорил: «С бедой надо переспать ночь»…
Вот и спи, не думай больше, не вспоминай, хватит. Не нужны тебе ещё и эти воспоминания. Ты устал. Спи…
И сон всё-таки милосердно принял его в спасительные объятия. Проснувшись, Рики увидел улыбающееся лицо красивой девушки.
- Меня зовут Мико. Доброе утро, Рики. Я рада, что ты поправляешься.
- Доброе утро, Мико. Ты…
- Двоюродная сестра Гая.
- Да, он говорил о тебе…
- И о тебе он много рассказывал. Друг моего брата для меня как брат.
- Спасибо.
Вот так жизнь потекла своим чередом. Семейство дядюшки Бато увеличилось по воле судьбы ещё на одного человека. Члены семьи, кто с любопытством, кто с нескрываемым интересом, а кто и с осторожностью присматривались к черноволосому парню, всегда держащемуся рядом с Гаем. Открытое недовольство читалось лишь на лице тётушки Сэйко.
«Сам свалился нам на голову и ещё какого-то прихлебателя притащил неизвестно откуда. На помойке он нашёл, что ли, это тщедушное отродье? Чёртова парочка! Не хватало ещё, чтоб все тут видели, как они жмутся по тёмным углам и спят в одной постели!» - думала она, накрывая на стол к ужину.
На запах нехитрой снеди, подобно мухам, слетелось всё семейство, за исключением ненавистных приживалок.
- Кликни-ка эту сладкую парочку, сынок, - пробубнила владычица кастрюлек.
Ватами вбежал вверх по лестнице на чердак, где разместили «голубков». Распахнул дверь и застыл на пороге.
«Сладкая парочка» самозабвенно трахалась, ничего не замечая вокруг, не обращая внимания даже на вытаращившего глаза незваного гостя.
А гость, прикрыв дверь, расстегнул штаны и быстренько кончил. Наспех перевёл дух, смахнул со лба испарину и постучался.
- Вас ждут к ужину…
Вскоре семья в полном составе приступила к еде. Бряцанье ложками по тарелкам свидетельствовало о недюжинном аппетите, лишь старший сын домоправительницы ёрзал на стуле, поражённый увиденным, ему кусок в горло не лез.
Сводящее с ума, неиспытанное ранее с женским полом, пьянящее блаженство, захлестнув всё существо, кружило голову. Бессознательно он сжал коленями ногу Рики, скрывая свой постыдный эксперимент крышкой стола. Ощущение, испытанное у порога в комнату приживалок, упоительно вернулось. Он поднял глаза на вызвавшего желание мужчину. Рики жевал, уткнувшись в тарелку.
Поданное к ужину спиртное быстро «испарялось», оседая преимущественно в рюмке Гая. Свалившийся на голову полгода назад непьющий кузен после отлучки на Амой привёз с собой не только прибавление к семейству, но и завидную тягу к алкоголю. Отягощённый выпивкой, он уже клевал носом, но его рука всё чаще опрокидывала в рот услужливо наполненную Ватами рюмку.
Едва донеся до постели расслабленное алкоголем тело, Гай рухнул, как подкошенный, даже не потрудившись раздеться – замысел первенца вечно недовольной кухарки воплощался в жизнь.
Следом за Гаем кухню покинул дядюшка Бато:
- Я, пожалуй, пару часиков почитаю газетку и спать. Спасибо за угощение, жена.
- Не за что.
За ним потянулись невестки. Дурнушка заискивающе заглянула свекрови в глаза:
- Спасибо, мама.
- Не за что.
Супруга любимого сына расплылась в улыбке:
- Спасибо, всё было очень вкусно.
- На здоровье, милая.
- Мы уберём посуду, мама, - заявление незадачливого будущего отца позволило всем остальным растаять в мгновение ока.
Не отдавая себе отчёта в своих действиях и уже не думая ни о чём, Ватами резко развернул к себе юношу, принявшегося было за мытье посуды, и впился в его губы.
Рики, в первый момент ошарашенный такой наглостью, опомнившись, оттолкнул от себя пристававшего и наотмашь приласкал кулаком слюнявую похотливую рожу.
Хрясть! - и Ватами, отлетев к противоположной стене, обмяк. Вытерев чужие слюни с лица, Рики плюнул на вытянувшегося в углу павиана, и, бросив недомытую посуду, ретировался с кухни.

*****

Отёкший фиолетофо-синий фингал, закрывший левый глаз Ватами, сиял ярче электрической лампочки над столом.
Все молчали, только изредка переглядываясь. Женщины вообще предпочитали не раскрывать рта, не их это дело – мужские разборки, а присутствующие за столом мужчины в словах не нуждались. Тэнко косился то на брата, то на жующего Рики. Гай, казалось, ничего не замечал, на его лице отпечаталась только мука утреннего похмелья, не было настроения пялиться по сторонам, но в глазах читался вопрос: «Что это значит?» Рики ответил взглядом: «Потом». Папаша Бато, флегматично пыхтя сигаретой, делал вид, что ничего не произошло.
Постепенно тарелки у всех опустели, и семья начала разбредаться по своим ежедневным делам. Рики тоже не было резона долго засиживаться, и он уже собрался встать, как его остановил хозяин дома:
- Не хочешь покурить? – и протянул Рики сигарету из своей пачки. - Не торопись, составь старику компанию, а то вы, молодёжь, вечно куда-то спешите, забывая о размеренности жизни. Жена, займись, чем-нибудь по дому.
Пробурчав что-то непонятное себе под нос, женщина закрыла за собой дверь кухни.
Отказаться значило проявить неуважение к пожилому человеку и отцу семьи, и Рики послушно остался на месте, понимая, что он и так здесь находится на птичьих правах.
- Благодарю, Бато-сан, - он взял предложенную сигарету.
Глава семьи поднёс ему зажигалку:
- Ну?
Рики прикурил:
- Что «ну»?
Дядюшка Бато прищурился:
- Твоя работа?
Рики задорно посмотрел ему в глаза:
- Нет, это он споткнулся и упал.
- У тебя хороший удар, мальчик. Моего старшего уложить не просто, а, судя по «фонарю», он был в нокауте. Это не моё дело, из-за чего вы повздорили на ночь глядя, но если он молчит, значит, получил по заслугам. Никому ещё не удавалось поставить его на место, жена до сих пор нянчится с ним, я уже не вмешиваюсь, а желающих преподать ему урок до вчерашнего вечера не было…
- К чему вы клоните, Бато-сан?
- Хоть перебивать старших и не вежливо, но мне нравится твоя манера общаться – не юлишь и не изворачиваешься. Мочишь прямо в лоб. Это меня убеждает в том, что я сделал правильный выбор. У меня есть на тебя кое-какие виды, парень, и мы ещё вернёмся к этому разговору, а сейчас пока поднимись наверх и позаботься о Гае, ему худо после вчерашнего.

****

Ветер гудит и стонет за стенами – закованный льдами Даарс недружелюбно принимает гостей, особенно незваных. Все таращатся на меня, как на музейный экспонат, не вписывающийся в экспозицию, кое-кто норовит потрогать руками, некоторые пробуют на зуб – не фальшивая ли попалась монета.
Длинно отросшие шаловливые ручки, думаю, укоротил, а вот испытывать меня на прочность никому не советую, даже вам, Бато-сан! Подъехали ко мне сегодня утром на хромой козе, предложили перекурить мировую, сразу поняли, кто засветил вашему отпрыску под глаз! Ещё раз полезет – оскоплю на завтрак. Правда, для вашей семьи маловато будет, разве что разжиревшему серому коту вместо кошачьих консервов.
Холодно. Ненавижу холод. Даже под одеялом сырость пробирает до костей…
- Гай… Гай…
Скотина. Опять нажрался и спишь, как бревно. Я знаю, что тебя гложет: моя тоска по Иасону точит тебя изнутри, и ты напиваешься, лишь бы только не думать и не помнить, что ты брошенный партнёр, хоть и трахаешь меня каждый раз до потери пульса. Ты наивный идиот, Гай. Это не поможет. Память не убьёшь.

- Давно не виделись, - произнёс он спокойно и хладнокровно. Слишком хладнокровно для человека.
- Иасон? Зачем ты пришёл? Уходи, я даже видеть тебя не могу!
Холодная усмешка скользнула по губам:
- Я пришёл за тобой.
Да, он вспомнил о забытой вещи.
- Вот как? Вот зачем ты уничтожил «Бизонов»! Верни мне мою банду!
Снова усмешка – мол, она тебе теперь ни к чему.
- Я отпущу их, как только они смогут ходить.
- А Гай? Что будет с Гаем?
- Возможно, сделаю его пэтом и продам в Мидасе. Или промою ему мозги и сделаю из него кроткую куклу для секса.
- Ты шутишь?
Я для него был марионеткой, которую хозяин дёргает за ниточки.
- Когда я шутил с тобой? Могу отпустить его целым и невредимым.
Шантаж? А как же!
- Что тебе от меня нужно?
- Возвращайся в Эос. Игра закончилась.

Иасон, твоя вещь стала тебе не нужна? Больно. Как больно. Нет, Гай, эту боль заглушить невозможно. Никакое горькое лекарство не способно её облегчить. Её можно только напоить сладким дымом «Чёрной луны» или сжечь в огне Дана Бан.
Даже твоя неистовая любовь, раскалённым железом прижигающая мне развороченную рану, не приносит облегченья. Боль бросила меня в твои объятья, но напрасно. Всё напрасно.
Мне некуда деться от себя. А ты, Гай, тоже как больное животное. Легче усыпить из сострадания, но не поднимается рука.
- Прости…
Рики выпрыгнул из постели и, не зажигая света, оделся, второпях пошарил по карманам гаевой куртки, выгреб оттуда все деньги.
На третий класс наскребу…
Потом огрызком карандаша нацарапал на уголке газеты:
«Я ухожу, Гай. Не ищи меня. Прощай», - и, не оглядываясь, сбежал с лестницы.
Из-под двери кухни проглядывал свет.
Вскоре раздался знакомый визгливый голос толстушки Сэйко:
- Я требую, чтобы ты поставил на место этого выскочку! Глаз Ватами светит дальше, чем видит!
Глава семейства забасил в ответ:
- Может быть, увидит собственную дурость и возьмётся за голову, хотя бы двумя руками!
- Значит, родного сына по боку, а этот ублюдок будет вытворять всё, что ему вздумается?! Ещё войдёт во вкус, и электричество можно не включать!
Сразу чувствовалась алкогольная подпитка красноречия папаши Бато:
- Закрой рот, женщина! Сопли будешь вытирать его будущему выблядку, а мой сын должен отвечать за свои поступки так, как он этого заслуживает! Разве ты не заметила, жена, что ему не нужно менять подгузники и в твоём заступничестве он давно не нуждается, а разборки устраивать ты можешь на кухне в присутствии своих невесток по поводу того, сколько соли положить в кастрюлю! Ясно?
Рики толкнул дверь кухни:
- Незачем так орать, в доме все спят. Бато-сан, я уважаю вас, поэтому спасибо за отеческое тепло, а что касается вашей супруги, то, хоть я и цересская грязь под ногами блонди, но ни выскочкой, ни ублюдком называть себя никому не позволю. Да и не ужиться мне в вашем гадюшнике, Бато-Сан.
Рассказать, почему я засветил под глаз вашему любимчику, милая госпожа? Чтобы он лучше видел в темноте, когда дрочит под дверью. Смотрите, как бы он не привёл в дом мальчика, с его задатками это очень даже возможно. Не люблю, когда меня лапает всякая шваль – так что благодарю за гостеприимство.
Родители предмета спора не успели опомниться после произнесённой тирады, как Рики уже хлопнул входной дверью.

****

- Входи!
Немного потоптавшись и преодолев дрожь в коленях, он переступил порог и резко остановился, как если бы налетел лбом на прозрачную преграду. Катце смотрел на него в упор пробирающим до озноба взглядом казавшихся почти чёрными в полумраке комнаты глаз.
Бывший фурнитур не работал, как всегда, а сидел, развалившись на диване за столом, заваленном пустыми и смятыми пластиковыми банками из-под пива. И это при всей патологической любви брокера чёрного рынка к аккуратности и порядку! В довершение картины над пивным безобразием возвышалась, как башня Эоса над лачугами Цереса, откупоренная бутылка стаута.
- А, брехливый щенок! Видно до конца своих дней ты не научишься прислушиваться к добрым советам, - в левой руке Катце держал наполненный стакан, в правой – дымящуюся сигарету. - Не маячь перед глазами. Сделай милость, сядь.
Облегчённо вздохнув, Рики опустился на диван напротив:
- Здравствуй, Катце.
Дым в лицо.
- Привет.
- Ты…
- Сегодня вынужденный выходной – вечером вырубили электричество. Видишь, последняя свеча догорает.
Рики отрыл среди пустых пивных банок пачку сигарет, закурил:
- Я никогда…
- Что ты ищешь у меня?
- Катце… помоги мне… - дыхание замерло, глаза уставились в пол.
- Опомнился, наконец? Или семейство старого любовника дало коленом под зад?
- Сам ушёл… А откуда ты знаешь, что я был на Даарсе?
Сигарета Катце завершила свой короткий жизненный цикл – от зажигалки до пепельницы – исковерканным бычком в смятой банке из-под пива.
- Тебе больше некуда деться, банды твоей уже не существует, а один ты здесь пропадёшь. К тому же появление Гая на Амой для меня не прошло незамеченным.
- Где Иасон?
- Вместо того чтобы хлестать стаут, мог бы поинтересоваться у меня, а теперь уже поздно. Ты вечно опаздываешь, Рики.
Сердце ускакало в пятки.
- Что с ним?!
- Он болен, и я очень сомневаюсь, что в таком состоянии он захочет тебя видеть.
- Ему очень плохо?
- Да. Он сейчас живой труп, и ты ему не лекарство.
- Я буду ждать столько, сколько понадобится.
Щёлкнула зажигалка. Задымилась новая сигарета.
- Ждать? Где?
Рики вертел пустой стакан в руках.
- Позволь мне остаться у тебя на время. Ты же знаешь, я могу быть полезен тебе.
Катце хмыкнул:
- О, да…
Рики всхлипнул:
- Катце помоги… нам…
- «Нам»? Нет, милый. В данном равнобедренном треугольнике меня интересует только его вершина. Если бы я не знал, что он без тебя не выкарабкается – я бы и пальцем не пошевелил, малыш Рики.
- Где он сейчас?
- Он вернулся в Танагуру. Это всё. Больше никаких вопросов. Завтра у тебя будет полно поручений, раз ты свалился мне на голову. Спать.
Рики поднялся из-за стола и поплёлся в спальню. У двери он оглянулся.
- Спокойной ночи, Катце.

НАРСУС

…уже полчаса скромно ждал своей очереди в приёмной Главы Синдиката, удобно восседая в кресле, и скучал.
Прекрасный пункт наблюдения: за спиной надёжная стена, а перед глазами разворачивается великолепная картина утреннего человеческого беспорядка. Неописуемо характеризует индивидуальность такая мелочь, как развязавшийся шнурок. Например, от неуёмного топтания с ноги на ногу. Вышколенная осанка, дорогая оправа очков, даже аромат дорогого одеколона… но неаккуратно зашнурованная обувь говорит о том, что этот тип небрежен в мелочах и нетерпелив в ожидании.
Кстати, кто это? А-а, представитель мидасской аристократии – господин Хазао собственной персоной. Завсегдатай игорных заведений. Опять проиграл в рулетку. Пришёл брать кредиты. Ай-яй-яй! Дядюшкино состояние уже заложено-перезаложено. Чем, на сей раз, будем биться об заклад? Династия Хазао уже давно утратила былое величие, а племянничек лишь разоряет то, что осталось от могущественного когда-то клана. Те, кто был реально опасен для власти Танагуры, «приняли причастие» в тёмных водах залива или украсили своими надгробиями мидасское кладбище, а этот шут гороховый потешает высшее общество.
На широком диване развалился господин заместитель начальника департамента полиции Мидаса. Не замечал, что он так постарел – седина посеребрила виски, и выглядит он человеком, давно уставшим от своей должности. Ему бы в тёплой постели понежиться, а тут приходится тащиться на работу и выполнять обязанности, которые тяготят и раздражают. Надо подумать на досуге, кем его заменить…
Весна в этом году выдалась на редкость паршивая – буксует в сырости и грязи, и утро сегодня довольно гаденькое. Мелкий моросящий дождичек не перестаёт накрапывать с ночи…
Сейчас этот щёголь всё-таки наступит на шнурок… Так и есть! Стреноженная молодая порочность, комично подпрыгнув, угрожающе накренилась! Смешно он пытается сохранить равновесие – машет руками, прямо как курица крыльями. Ну, всё – пора ловить!
- Позвольте вам помочь, господин Хазао. Гарцевать таким образом опасно.
- О, Юпитер! Стальной Инквизитор!
Публика сегодняшним утром подобралась на редкость нервная. Понимаю, едва не упал прямо в мои объятия, но зачем же сознание терять? От счастья, что ли?
Жемчужно-пепельная прядь выбилась из длинной густой массы волос, собранной заколкой в низкий хвост, переброшенный на правое плечо. И Стальной Инквизитор, откинув прядь назад, спокойно наблюдал, как меловому лицу любителя азартных игр возвращается краска, и все, кто присутствует в приёмной, мечутся и бегают вокруг грохнувшегося в обморок племянника «Опоры всей Федерации».
Напоминает курятник, который посетила лиса.
Пучеглазый шарообразный дроид выехал на середину приёмной, отстранённо просвистел:
- Господин Мунн, вы следующий в списке. Время беседы пятнадцать минут. Прошу.
И Нарсус Мунн, с непринуждённой лёгкостью переступив через лежащую под ногами человеческую преграду, вошёл в кабинет Консула.
- Ты так и не завёл себе секретаря из плоти и крови, Ясони?
- Нарс! – Иасон Минк поднялся ему навстречу. - Рад видеть тебя. А что касается секретаря, то предпочитаю запрограммированного робота человеческим слабостям и языку. Вся эта корректировка дорого обходится потом.
- Я консерватор по натуре, Ясони, и придерживаюсь старых добрых методов: набор сверкающих в свете лампы хирургических инструментов и пыточное кресло. История цивилизации сохранила их великолепные образцы, - заметил как бы невзначай бывший однокурсник, усаживаясь в свободное кресло, стоящее напротив стола Главы Синдиката. Никто не рискнул бы сделать это без приглашения, но Нарса подобные формальности не волновали. Иасон вернулся на свое место.
- Да уж, наслышан. Твой новый секретарь лишён возможности распускать язык. Недаром для всех, кто боится и ненавидит тебя, ты – Стальной инквизитор. Подобные прозвища просто так не приклеиваются.
Сколько же мы не виделись, Мунн? В свете ты не появляешься, на ковёр к тебе ни разу не довелось сходить, а те, кто ходил, уже не смогут об этом рассказать. Прости… Дил, минут тридцать я никого не принимаю. И коньяк на две персоны, пожалуйста. Думаю, другой возможности пообщаться у нас с тобой не будет, Нарс.
Мунн кивнул, и вытянутая жемчужная капля в мочке левого уха качнулась.
Робот-секретарь, вкатив сервировочный столик с заказом, удалился. Иасон налил коньяк.
- Прошу.
Ножка округлого бокала устроилась в длинных пальцах с ухоженными ногтями. Взболтав светло-коричневую тяжёлую и маслянистую на вид жидкость, Нарсус слегка пригубил её.
- Великолепный коньяк… Ты прав, другой возможности и впрямь не представится, но я пришёл к тебе по делу, - поставив бокал, он достал из пачки сигарету с белым фильтром.
Иасон поднёс к ней вспыхнувшую огоньком зажигалку.
- К чёрту дела, Нарс, последний раз я видел тебя так близко лет десять назад.
Мунн прикурил.
- Это на тебя не похоже. Впрочем, всё, что ты делаешь в последнее время, выходит за рамки твоего обычного поведения, - глаза цвета остывшего пепла смотрели почти нежно, с некоторой долей иронии.
- Что ты имеешь в виду?
Нарсус, запрокинув голову, выдохнул струйку дыма к потолку.
- Ничего особенного. Надеюсь, ты получил мой подарок?
- Какой?
- Одна очень редкая старинная вещь, помогающая держать равновесие.
Иасон смерил его пристальным взглядом.
- Я кожей чувствовал твоё незримое присутствие… Да и откуда у старого доктора мог взяться такой раритетный экземпляр? Ты ведь не будешь отпираться, что приложил к этому руку, Нарси?
Пальцы едва дрогнули, стряхнув пепел с кончика сигареты в пепельницу.
- Отпираться? А смысл? Но сейчас это не имеет значения, важен результат. Достаточно вопросов, Ясони.
- И всё же, каким образом…
Во взгляде бывшего однокурсника на секунду вспыхнули искры – так под саваном умершего костра оживают угли, если их раздуть, – и погасли:
- Звонок из уличного автомата отследить было нетрудно, а остальное – дело техники.
- Ты прослушиваешь мою линию, Нарс?!
- Не кипятись. Запись лежит в моём архиве, ты в любой момент можешь её забрать. И потом, Ясони, если бы всё, что мне удалось перехватить за последний год, попало к Юпитер, то последствия были бы более катастрофическими, чем тебе представляется. Или ты свято веришь в то, что Мать смотрит на все твои шалости сквозь пальцы и ограничивается одними лишь предупреждениями и недельной прогулкой по Цересу?
Тебя не удивляло, случайно, Её молчание после вашего возвращения в Эос с этим монгрелом? Твои развлечения – это ведь всего лишь цветочки, по сравнению с ягодками… И твоя личная жизнь тут вовсе не при чём, в неё никто не собирался вмешиваться, кроме паиньки Рауля. Правда, Ясони? Не смотри на меня так – к твоему изгнанию из Танагуры я не имею отношения. Мог бы догадаться, что это не мой почерк.
- Извини, что не поблагодарил тебя за царский подарок, Нарси, а заодно за то, что ты, оказывается, прикрываешь мою задницу.
Лёгким машинальным движением руки Нарсус поправил узел шёлкового шейного платка.
- Ясони, следи, пожалуйста... - но договорить он не смог – Иасон, залпом допив коньяк, вдруг стремительно опустился на подлокотник кресла, в котором сидел Нарсус и поцеловал его в губы, прежде чем тот успел понять, что происходит.
Спокойно отстранившись, Нарсус встал на ноги.
- Спасибо за доставленное удовольствие. Не ожидал от тебя. Улыбаешься… но хорошо смеётся тот, кто смеётся последним.
Иасон тоже поднялся, пристально вглядываясь в непроницаемые глаза.
- Знаю, что не ожидал. Ты ведь пришёл сюда, чтобы сразить меня наповал не только своим сногсшибательным видом, от которого аристократы в приёмной падают в обморок? Не так ли, Нарс? Я готов выслушать любые твои предложения, господин Чистильщик Танагуры. Пора показывать товар лицом. И, поверь, торговаться не буду. Овчинка стоит выделки? Стоит. Иначе бы ты не полез ко мне напролом, официально записавшись на приём к восьми часам утра.
- Всё резвишься?
- Разве не заметно?
- Счастлив?
- Безмерно.
- Жаль.
- Тебе этого не понять.
- Куда уж мне… Только опасно этим увлекаться, можно проглядеть очередной Дана Бан…
Дыхание в дыхание.
- Нарсус!
- Что? Тебе никогда не нравилось, когда тебя осаживали на полном скаку. Сразу закусывал удила… - истлевшая до фильтра сигарета, о существовании, которой Мунн забыл, больно напомнила о себе.
- Чёрт! – выругался он, уронив её на пол.
- Осторожно, не подожги мне офис. Ну а теперь – слушаю тебя внимательно.
Нарсус Мунн поставил на стол ноутбук.
- Что это?
Чистильщик Танаруры, быстрым движением открыв ноутбук, ввёл код доступа.
- Это, господин Минк, далеко идущий проект развития промышленной колонии Даарс на ближайшие десять лет. Под моим личным руководством, разумеется.
- Меньшего я от тебя и не ждал. А почему, собственно, Даарс? А не Гая, например?
- Запасы нефти на исходе, и ничто уже не вдохнёт в эту планету жизнь, когда мы высосем её до последней капли. Умрёт промышленная зона – и жить на остывшем куске льда будет невозможно. Времена эти не за горами. В результате Империя понесёт баснословные убытки. Я не займу у тебя много времени. Здесь всё до последней запятой разработано мной, и мне очень важно получить положительный отзыв с твоей стороны.
- Понимаю, - Иасон углубился в изучение документов, но всё-таки отвлёкся на несколько секунд, глянув на стоящего рядом Нарсуса.
- Сделай одолжение, не маячь за спиной. Всегда ненавидел эту твою привычку.
Мунн, фыркнув, отошёл к окну. Закурил.
- Я очень тебе признателен, Нарс.
В кабинете воцарилась тишина, лишь Консул время от времени постукивал по клавишам и дождь тоскливо барабанил по стёклам. Минуты ожидания растворились в дыме тлеющей сигареты. Наконец, Минк оторвал взгляд от экрана.
- Нарс!
- Да? – окурок остался в пепельнице.
- Браво! Ты превзошёл все мои ожидания! Впрочем, твои деловые качества никогда не вызывали у меня сомнений. В делах у тебя бульдожья хватка.
- Как же! Только отчего-то ты окружаешь себя тупыми подхалимами…
- Ими легче манипулировать …
- Ну спасибо! Это, пожалуй, твой самый лестный комплимент в мой адрес за последние десять лет. Рад, что ты не причисляешь меня к их числу. Да я и никогда не стремился быть рядом с твоим троном, меня и моё кресло вполне устраивает. - Нарсус, подойдя к столу, присел, как недавно Минк, на подлокотник.
Иасон примирительно положил ему ладонь на плечо.
- В самом деле, Нарс, эта идея, предложенная тобой, просто великолепна: мегаполис под куполом с искусственным климатом, цветущий оазис среди вечной мерзлоты. На такой размах способен только ты.
- Ты явно преувеличиваешь.
- Нисколько. Потянешь такую махину?
- Ты сомневаешься? Только…
Минк встал, распрямляя затёкшую спину.
- Что «только»?
Нарсус заглянул ему прямо в глаза:
- Меня волнует юридическая сторона вопроса. Не люблю, когда в то, что я делаю, суют нос крючкотворы или охотники загребать жар чужими руками.
Иасон пожал плечами.
- Это не проблема – достаточно грамотно составленного и подписанного мной договора.
Нарс, как бы невзначай, полез во внутренний карман пиджака и извлёк оттуда вчетверо сложенный лист гербовой бумаги.
- Договор составлен. Не хватает твоей подписи.
Вытянув документ двумя пальцами из руки Нарсуса, Иасон удручённо покачал головой.
- Даже здесь тебе нет равных.
В углу красовалась печать ведомства Стального инквизитора. Рассеяно прочитав текст, Иасон поставил подпись.
- Надеюсь, это всё, что я могу сделать для тебя?
Заново сложенный лист вернулся во внутренний карман серого пиджака.
- Поражаюсь твоей манере хранить документы…
- Так он согреет моё сердце. Благодарю, Ясони.
- Не стоит благодарности, Нарси…
Нарсус Мунн захлопнул ноутбук.
- Не смею более отвлекать тебя от государственных дел, и спасибо, что напомнил мне о твоём обещании той ночью.
Минк ничего не ответил, только кивнул. Это означало, что аудиенция окончена. Когда за Нарсом закрылась дверь, Иасон нагнулся за оброненным им шейным платком:
- Шёлк так легко развязывается от неосторожных движений, - и поднёс его к губам. В ноздри проник до сих пор не забытый запах морской соли и ветра. В груди заныла давняя заноза. Смяв платок в кулаке, он бросил его в корзину для бумаг.
- Прощай, Нарсус. Теперь уже навсегда.
Дождь одиноко стучал в окно. Иасон потерянно огляделся. Остаток рабочего настроя смыла, как следы босых детских ног на прибрежном песке, нахлынувшая волна ностальгии….
Пара лун над Амой таращились вовсю. Было светло, как днём, с той лишь разницей, что вода, переливаясь перламутром, качала на волнах две серебристые дорожки, а от прибрежных камней пролегли голубые тени.
Он увлеченно шел по следу, но вдруг остановился, припав к холодному сырому камню, чтобы не спугнуть внезапно возникшее видение то ли древнего мифического существа, дышащего жабрами и с рыбьим хвостом, то ли человека, сидевшего на верхушке самого высокого валуна.
Иасон так и примёрз к месту, затаив дыхание, не в силах отвести взгляд от этих выступающих острых лопаток и мокрых волос, пропитанных серебристым сиянием. Существо повернуло голову.
- Чего пялишься, Минк?
- Нарсус Мунн?!
- Скажи ещё, что не узнал меня? Я давно тебя заметил – ты так громко шлёпал пятками по моим следам, что тебя услышал бы глухой. Выходи из своего укрытия, не стесняйся! Можно подумать, ты никогда голым меня не видел?
Иасон приблизился.
- Не ожидал увидеть тебя здесь в такое время.
- А ты что делаешь здесь ночью?
Иасон слегка смутился.
- Гуляю…
- А я плаваю. Присоединяйся, - он встал, потянулся и, привстав на носках, мягко оттолкнулся от камня. Гибкое тело скрыла высокая волна прибоя. Появилось оно только на середине лунной дорожки, качаясь на руках океана.
- Эй-эй-эй, Иасон! Плыви сюда! Струсил? Может, плавать не умеешь?
- Не хочу, вода холодная!
В ответ раздался громкий смех:
- Спорим, ты меня не догонишь?
- Я даже спорить не стану, всё равно проиграешь!
- Неужели?! - и Нарсус стал грести от берега.
На бегу раздевшись, Минк бросился в воду.
- Ну, держись!
Ориентиром служила маячащая впереди голова непревзойденного пловца. Дыхание шумно раздувало лёгкие – Иасон, мощными рывками преодолевая прибой, приближался к цели.
Их разделяло расстояние в полторса, и Иасон нырнул навстречу волне, а всплыл под Нарсом, ударив затылком ему в живот. И тут Нарс, извернувшись, оказался рядом с ним, лицом к лицу. Мощный захват гибких рук – и два тела срослись в одно, запутавшись в морской пене.
Они камнем шли на дно, слившись в поцелуе. Иасон понял, что сердце сейчас остановится. Нарсус отпустил его лишь тогда, когда у него самого кончился запас кислорода и нужно было всплыть, чтобы схватить ртом воздух.
Мерцающий покров волн разомкнулся над головой, и долгожданный вдох вернул движение скованным лёгким. Когда на поверхности появилась голова Нарсуса, Иасон закричал:
- Ты что, спятил?! Решил скормить нас рыбам?! Свихнувшийся хирург-самоучка!
Мунн заливался смехом.
- Греби к берегу, восходящая звезда водного спринта! Да поспеши, а то снова утоплю!
- Попробуй!
К спрятанным в тумане спальным корпусам Университетского городка они вернулись лишь под утро. Пальцы в последний раз скользнули по волосам с металлическим отливом.
- Спокойной ночи, Нарси.
- Скорее уж доброе утро.
- Нарс…
- Что?
- Не быть мне Иасоном Минком, если я когда-нибудь не отвечу тебе на тот поцелуй, клянусь…
Нарсус покачал головой:
- Не думаю. Тебе не удастся застать меня врасплох.
- Посмотрим.
- Ясони, милый, это тебе не шахматы. Играть со мной в такие игры опасно… - и Мунн свернул на аллею, под сенью которой располагался медицинский факультет.

ТАНАРУРА

…отмечала Подавление Восстания. В этот день несколько столетий назад власть безраздельно перешла в руки Юпитер.
Первый Её сын, величественно возвышавшийся на трибуне, слегка кашлянул в микрофон, призывая к вниманию уже изрядно уставшее от официальной части празднества разношёрстное общество: от простого начальника полицейского управления до высших офицерских чинов и представителей административной власти.
Разумеется, мидасская аристократия не упустила возможности засвидетельствовать своё почтение Элите и покичиться друг перед другом изысканностью нарядов и роскошью драгоценностей. Все сливки аристократического общества собрались в стенах Дворца Правосудия.
Шум голосов стих.
- Итак, продолжим. В списке сегодня осталось одно имя. Имя, которое олицетворяет самую яркую звезду в плеяде представленных Юпитер к почётным наградам.
Я намеренно называю его в конце, дабы привлечь к нему ваше внимание, господа, так как речь пойдёт о самой высокой награде за заслуги перед Государством – ордене «Доблести и Чести», который вручается за особые заслуги раз в десять лет.
В этот знаменательный для нас всех день я рад представить вам будущего обладателя высокой награды Министра правосудия Танагуры господина Марка Отто Майера, - и Глава Синдиката первым захлопал в ладоши.
Зал взорвался аплодисментами. С крайнего кресла первого ряда поднялся блонди, который существенно отличался от всех присутствующих здесь детей Юпитер – он был хрупкого телосложения и небольшого роста, по сравнению с остальными, и выглядел, как подросток. Правда, моложавость, сквозящая во всей его фигуре, облачённой в тёмно-синий парадный мундир с золотыми эполетами, придавала его облику особую изысканность. А на почти детском, открытом, с точёными правильными чертами и бледной кожей лице светились чистые, ясно-васильковые глаза.
Марк по-мальчишески легко взбежал на трибуну, зал продолжал рукоплескать. Майер поднял правую руку. Маленькая, чуть ли не женская ладонь была затянута в тонкую кожу белой лайковой перчатки. Поверх неё, на безымянном пальце, сверкнул синий сапфир в золотой оправе.
Всё стихло. Майер, почтительно склонив голову, повернулся к Иасону. Молочно-белые, вьющиеся мягкими пружинками длинные волосы упали на плечи.
Настал торжественный момент, прекратились даже самые незначительные перешёптывания. Воцарилась благоговейная тишина, только в вечерней темноте за высокими окнами шуршал ливень.
Голос Иасона Минка прозвучал патетично и звонко:
- Марк Отто Майер, сын Юпитер, прими от благодарного Отечества этот дар, - и в руках Правителя Танагуры блеснули два дракона – диамантовый и рубиновый с перепончатыми крыльями, отделанными редким зелёным перламутром.
Секунда – и «Пара драконов» заняла своё место на тёмно-синем сукне мундира, прямо над сердцем. В это мгновенье громыхнуло – все присутствующие встали. Орденоносец приклонил одно колено, ещё ниже склонив голову и скрестив руки на груди. Зазвучал гимн Юпитер.
Когда последние аккорды рассыпались в колоннаде, Марк поднялся с колен. Зал снова захлопал, выражая восторг и одобрение. Пришло время для ответной речи награждённого. По регламенту подобных церемоний предполагалось, что она готовится заранее, поэтому все ждали затянувшегося как минимум на полчаса выступления.
Но ничего подобного не произошло. Вместо этого Майер постучал указательным пальцем по микрофону, лучезарно улыбаясь, произнёс всего одно слово:
- Благодарю… - и замолчал. Его голос совершенно не сочетался с внешностью мальчика, решившего примерить генеральский мундир отца, – это был грудной баритон, мягкий и шелковистый.
Повисла неловкая пауза, но Иасон спас положение, взяв слово:
- Господа, приглашаю вас пройти в банкетный зал, - затем он обратился к Майеру. - А тебя, Марк, я прошу сопровождать меня и занять место рядом со мной.
- Для меня это огромная честь, господин Минк.
- Марк, мне показалось, что церемония уже закончилась. Оставь этот официальный тон.
- О, да. Спасибо, что избавил меня от необходимости произносить нудную речь, а всех остальных – её слушать. За сегодняшний вечер «ответных слов» было столько, что я едва не уснул. - Майер смотрелся рядом с высоким и широким в плечах Минком, как гимназист-первокурсник, но, ничуть не смущаясь этим, взял Консула под руку.
- Иасон? - спросил он, продолжая улыбаться неотразимой светской улыбкой, - тебя всегда сопровождал Рауль. Где он? Я не видел его сегодня даже в зале среди гостей. Он здоров? Как он мог пропустить такого рода мероприятие?
- Ему нездоровится, он простыл.
- Жаль. Передавай ему наилучшие пожелания.
- Непременно.
Тут на них налетела, обступив Марка со всех сторон, стая пышно разодетой знати. Как из рога изобилия посыпались поздравления, заверения в вечной любви и дружбе, плохо завуалированная ложь и откровенная лесть. Минк терпеливо ждал, когда Майер закончит расточать любезности и раздавать обещания. Но вот Марку удалось вырваться из кольца подхалимов и вернуться к Иасону.
- Прошу прощения.
- Не обращай на такие мелочи внимания – сегодня, по сути, твой день. Кстати, Марк, я присоединяюсь ко всему вышесказанному, а от себя хочу добавить, что очень ценю твоё старание и усердие на поприще служения Юпитер и Танагуре.
Служитель Фемиды опустил длинные пушистые ресницы, такие же белые, как и волосы, застенчиво потупив взгляд.
- О, это не стоит такой похвалы, я всего лишь выполняю свой долг.
- Ответ, достойный истинного сына Юпитер.
Фурнитуры начали разносить аперитив, все постепенно расслабились, и над залом поплыло облако ничего не значащих разговоров, но главной темой для обсуждения было, разумеется, вручение Министру правосудия высшей награды Танагуры.
- В его-то годы сделать такую головокружительную карьеру? И с его физическим изъяном!
- Изъяном? Каким?
- А вы разве не видите – он любому блонди в пупок дышит. Ещё говорят, что он альбинос от рождения и в детстве перенёс операцию по пересадке роговицы, так как подвергался нападкам, насмешкам и был предметом издевательств из-за красного цвета глаз. Его так и прозвали «Белой крысой».
- Не может быть! Это же генетический брак.
- Именно так. С малых лет ему пришлось доказывать своё право на существование, потому что с подобным недостатком малейшая оплошность могла стоить ему жизни. Удивительно, как Юпитер с самого начала пропустила собственную ошибку? И, представьте себе, эта пигалица с бледной кожей и миловидной мордашкой выбивается в люди, блестяще сдаёт выпускные экзамены и получает распределение в Министерство правосудия. Мало того, там не успели и ахнуть, а он уже занял кресло Министра. Ходят слухи, что перстень с «Небесным Оком» подарен ему самим Нарсусом Мунном.
За спиной говорившего послышался лёгкий смешок. Молодой мидасский аристократ воровато оглянулся и потерял дар речи – перед ним стоял господин Министр правосудия.
- Кто-то, похоже, слишком хорошо разбирается в драгоценных камнях? – под взглядом Майера словоохотливый бедолага вжался в спинку дивана. - Вы забыли мудрую поговорку, господин Хазао: «Язык мой – враг мой». Сдается мне, по вам плачет долговая тюрьма. Думаю, любителю азартных игр пойдёт на пользу пару лет подышать радиоактивной пылью. Как ты считаешь, Иасон?
- Безусловно. Даже дядюшка не спасёт, – и блонди направились к столу, оставив бедного Хазао переваривать услышанное, вокруг него как-то сразу образовалось пустое пространство.
Но этим маленьким скандальчиком поводы для сплетен в кулуарах власти не были исчерпаны.
- Господа!
Все как по команде повернулись на голос. У входа в банкетный зал стоял Рауль Ам. Советник выглядел подобающе случаю, только что-то было не так. Но стоило ему продолжить фразу, сразу стало понятно – что.
- Про-шу про-щения за опоз-дание! – у блонди заплетался язык.
Рауль Ам, безупречный в поведении, зеркальное отражение главы Танагуры, явился на самый крупный светский раут в непотребном состоянии, едва держась на ногах!
Ам зафиксировал взглядом столик, за которым сидели Майер и Минк, и направился к ним. Его сильно штормило, по пути он задел бедром ведёрко со льдом, которое незамедлительно грохнулось, окатив брызгами толстяка в красном. Не обращая внимания на произведённый фурор, Рауль обратился к Иасону:
- Те-перь я по-хож на церес-кую грязь?
Лицо Иасона превратилось в каменную маску. Он промолчал.
- Что, не сов-сем опустил-ся? – достав батистовый платок из манжеты, Рауль демонстративно высморкался, потом долго возвращал платок на место. Всё-таки запихнув его под манжету, осведомился: - Могу я пасть к тво-им но-гам, И-а-сон?
Господин Минк молчал.
Снова пошатнувшись, Рауль опустился на диван. Достав из внутреннего кармана сюртука откупоренную бутылку стаута, он бесцеремонно взял бокал Иасона, плеснул туда алкоголь:
- По-здравля-ю, Майер! – и отправил стаут в рот.
- Да, стаут способствует излечению простуды.
Наливая новую порцию, Рауль вдумчиво произнёс:
- Спасибо, что ты ме-ня пони-маешь, Марк.
На глазах изощрённого в интригах светского общества разыгрывался мерзкий фарс, чудовищный спектакль, главными действующими лицами которого были три центральные фигуры Танагурской власти: Министр правосудия продолжал многозначительно улыбаться, Глава Синдиката – молчать, а Рауль Даниэль Ам, Советник по делам государства, – глумиться над терпением ближайшего друга и соратника, подливая в бокал стаут.
Рауль откинулся на спинку дивана, обнимая Иасона за плечи. Минк резко стряхнул руку Советника, и тот, потеряв опору, налетел на стол, угодив в блюдо с омарами в собственном соку. Хрустальный бокал упал и разбился.
- Прос-тите, какой-то я сегод-ня нелов-кий… - Рауль принялся вытирать пальцы, по которым стекал соус, салфеткой, медленно при этом приговаривая, - Краси-вая у те-бя побря-кушка, Майер. Смот-ри, как камеш-ки блес-тят… Ты их кол-лекци-онируешь?
- Рауль!
- А что я тако-го сказ-ал, Иасон? Ах, Май-ер, изви-ни… Я за-был, что у те-бя толь-ко одна страсть…Всё волочишь-ся за Мунн-ом? Но ты для него мелко-ват, ма-лыш: он пред-почита-ет про-сти-туток покруп-ней…
Улыбка, наконец, сползла с красивых, чувственных губ Министра правосудия. Он бросил в сторону Минка красноречивый взгляд: достаточно, занавес пора опускать. Иасон поднял руку и щёлкнул пальцами.
Этого сигнала только и ждали. Двое из присутствующих на банкете фурнитуров, беззвучно покинув свои места, встали около Рауля.
- Господин, Ам, пройдёмте с нами.
Рауль брезгливо отмахнулся:
- Прочь, грязь церес-ская! Я сам уйду! Ме-ня уже тош-нит от этого сбори-ща!
Он встал и, шатаясь, пошёл к выходу. «Сборище» в мёртвой тишине провожало его поражёнными взглядами.
Майер, нагнувшись к Иасону, шепнул ему на ухо:
- Останови его. Как бы к устроенному им скандалу не присовокупилось ещё что-нибудь похуже. Он пьян и не стоит на ногах. Я бы на твоём месте закрыл глаза на все те мерзости, которые он тут себе позволял, и позаботился о его безопасности. В конце концов, он твой друг, не так ли?
- Ни безопасность, ни дальнейшая судьба Рауля Ама меня не интересуют, - жёстко ответил Минк.
Марк поднял тонкую бесцветную бровь:
- Поступай, как знаешь, Минк. Но запомни вот что – сегодня ты фактически отрёкся от него, и если что-нибудь случится, защитить его будет некому. А теперь разреши откланяться, меня ждут дела, а вечер всё равно безнадёжно испорчен. Не надо, не провожай меня, и, пожалуйста, не думай, что я оскорблён, но твоему другу придётся ответить за безобразный сегодняшний спектакль, или я перестану себя уважать, - грациозно поднявшись с дивана, Марк направился к выходу.

ИАСОН.

…услышал приближающиеся сзади шаги и голос Рауля:
- Иасон… что-то случилось?
Опять увязался! Его никто не просил тащиться за мной!
- Пустяки.
- Я так не думаю. Эти пустяки заставляют хозяина вечера покидать гостей.
Кто тебе сказал, что меня вообще интересует, о чём ты думаешь?
- Ты не обязан сопровождать меня, Рауль.
- Не волнуйся, мне надоели эти великосветские забавы, - Рауль взял его под руку, и они неспешным шагом направились к лифту.
Юпитер, как он надоел мне!
В лифте они молчали. Иасон кожей чувствовал растущее в нём беспокойство, хотя волноваться было не о чем, всё шло по ранее разработанному плану.
Через несколько минут они получат свою награду. Нужно только попросить Рауля, чтобы он попусту не путался под ногами…
Но почему-то он промолчал. Лифт остановился, звякнув зуммером. Двери открылись. Блонди вышли к подземным гаражам.
Сейчас я скажу ему…
Вместо этого он просто вызвал свой автомобиль. И тут Иасон понял, что всё происходит помимо его воли и он не сможет ничего изменить, ни на что повлиять. Он был как будто щепкой, которую несёт бурный поток.
Внезапно Рауль загородил его собой, подставив затылок под выстрел. В этот момент Иасон увидел его зелёные глаза, полные непередаваемой печали, и Рауль рухнул у его ног.
- Рауль! – закричал Иасон, заглядывая в уже пустые широко распахнутые глаза, а рука, придерживающая голову Ама, перепачкалась в запёкшийся крови.
- Нет, Рауль! Помогите! Кто-нибудь!
Но никто не ответил, только эхо уносило с собой под высокий свод его крик:
- Рауль!
Подскочив, Иасон сел на постели. Испариной покрылось всё тело. Сердце выпрыгивало наружу, а ему самому, казалось, не хватало воздуха.
Так это был сон?! О, Юпитер! С каких это пор ко мне вернулись кошмары? Ам, даже во сне ты не можешь оставить меня в покое!
Потревоженный резким движением Рики заворочался под боком, недовольно пробурчав:
- Ты чего?
- Ничего… Спи.
- Угу…
Минк снова лёг и попытался уснуть, но сон не шёл. Что-то непоправимо страшное смотрело на Иасона из темноты за окном. Мучаясь недобрым предчувствием, Консул так и не сомкнул больше глаз.
Утром раздался телефонный звонок.
- Слушаю.
Номер этого телефона знал только Катце.
- Здравствуйте, господин Минк.
- В чём дело?
- Вас ищет Майер. Слишком рьяно, по-моему – Танагура просеяна сквозь сито. Чтобы он не напрягался в Мидасе, я взял на себя смелость выступить в роли почтальона. Вас ожидает аудиенция в кабинете Министра правосудия, сегодня в 8-00.
- Ожидает что? – поперхнулся Иасон.
- Он не вдавался в подробности…

Перепуганный секретарь не поспевал за размашистым шагом главы Танагуры.
- Господин Минк, подождите, пожалуйста…
Иасон остановился только тогда, когда за ним закрылась дверь.
- Что ты себе позволяешь?
Надменная «Снежная королева» с молочно-белыми кудрями и кукольным бледным личиком восседала на троне, постукивая пальчиками правой руки по массивному подлокотнику.
- Для начала, доброе утро, Иасон, - в глубине василькового омута поблёскивала закалённая сталь.
Первый блонди Танагуры навис над маленькой фигурой в кресле, как коршун над обречённой добычей.
- Ты кому время назначаешь, щенок?
Это совершенно не смутило обладателя ордена «Доблести и Чести», он спокойно ответил:
- Закон один для всех, господин Минк. Присаживайтесь, разговор будет долгим.
- Нам не о чем с тобой разговаривать.
Резким движением выдвинут ящик стола, и пачка чёрно-белых корреспондентских фотографий веером рассыпалась по столешнице.
- Что это?
- Сядь и посмотри.
Внезапная слабость в ногах заставила Иасона опуститься в кресло напротив.
Сон…
Минк медленно стянул перчатки. Руки предательски подрагивали, перебирая фотографии, хотя маска на лице была неизменной, выражающей холодное презрение. Последнее фото он рассматривал долго.
В этом сне он смотрел на меня так, как будто знал, что сейчас умрёт…
Откинувшись в кресле, спокойно спал прекрасный блонди. Тонкая струйка крови змеилась из угла рта, осколок ветрового стекла, зигзагом разрезавший правую щёку, торчал в ней. Иасон отложил последний снимок.
Майер удовлетворённо хмыкнул.
- Думаю, комментарии излишни, - пальцы отбивали размеренный ритм по подлокотнику.
Если ты взглянешь правде в глаза, то обнаружишь, что остался один…
- Рауль… Когда?
- В час ночи меня подняли с постели звонком из Департамента полиции. А в пять утра я уже был на рабочем месте, чтобы собрать все сведения о случившимся, получить в своё распоряжение соответствующие документы и проконтролировать ситуацию.
Прогноз для тебя не очень утешительный. Разреши проинформировать, что я вынужден пропустить факт возбуждения уголовного дела против Рауля Даниэля Ама, если он, разумеется, останется жив.
Не волнуйся, я уже распорядился, чтобы его поместили не в тюремную больницу, а в Мидасский центральный госпиталь, и выставили охрану у входа в палату реанимации. Хотя оттуда ещё никто не сбегал. Но это, пожалуй, всё, что я мог сделать для ближайшего друга Главы Синдиката, опозорившего себя на торжественном банкете и севшего за руль автомобиля в непотребном состоянии. А ведь я, несмотря на все его оскорбления и хамское поведение, предупреждал тебя. Но ты не отреагировал на моё замечание и не остановил его. Тебе ничего не стоило догнать лучшего друга и проводить его домой. Но куда там! С высоты своей недосягаемости ты никому не в состоянии протянуть руку. Ты у нас такой чистый и безупречный, что даже цересская грязь не оставляет на тебе следов.
- Он жив?
- Пока да. Но в любой момент всё может измениться к худшему. Дело в том, что его никто не берётся оперировать – боятся, что он умрёт на операционном столе. А операция здесь единственно возможный шанс на спасение. Или Ама спасёт только чудо…
- Нарсус Мунн…
- Тебе известно, что Нарс больше не занимается медицинской практикой. И потом, чтобы он согласился помочь, тебе придётся очень любезно его об этом попросить, но ведь ты просить не привык. Отдавать приказы больше подходит твоему положению…
- Разреши мне воспользоваться твоим телефоном, Марк.
- Пожалуйста.
Стараясь улыбаться, Иасон снял трубку и набрал номер. Последовало три гудка.
- Доброе утро, Нарси. Спасибо. Нарси, я хотел бы просить тебя об одолжении. Нет. Да. Я бы удивился, если бы ты не знал. Я буду тебе очень признателен. Как можно быстрее. Пожалуйста, Нарс. Благодарю. До встречи, - трубка легла на рычаг. Иасон выглядел уставшим и растерянным.
Марк смерил его испытывающим, внимательным взглядом.
- Что он сказал?
- Сказал, что позаботится обо всём лично, а детали мы обсудим при встрече.
- Другого ответа я от него и не ожидал. А что собираешься делать ты?
- Я ценю твоё беспокойство, но предоставь это решать мне, Марк. А теперь прости, думаю, что отнял у тебя слишком много времени, - и Консул Амой вышел из кабинета

Если дождь не прекратится в ближайшие сутки, начнётся новый всемирный потоп. Наверное, мы прогневали небеса.
Уже третий раз в жизни Иасон чувствовал себя беспомощным и потерянным. Это ощущение навалилось, как непосильная ноша, когда фотографии рассыпались по столу. Он словно бы вернулся в свой сон, где знал, что случится, но ничего не мог с этим поделать.
Почему? Глупый вопрос. Марк прав, ты мог его остановить, Иасон. Мог. Но не хотел. Неужели я и впрямь заботился о своей репутации? Вовсе нет. Он был тебе просто безразличен, а в глубине души ты испытывал тихое, гаденькое злорадство. Вот оно, твоё хвалёное благоразумие, Ам… Это твоя расплата, милый… Низменные чувства тогда владели тобой, Иасон Минк. А что теперь? Что ты чувствовал к нему, разглядывая эти фотографии?
Ты даже не можешь ответить себе на такой простой вопрос, Минк, зато с лёгкостью, присущей только беспечному гению, вершишь судьбы целых планет… Нет, в таком эмоциональном состоянии машину самому вести нельзя.
- Офис Синдиката, пожалуйста.
- Запрос маршрута принят, - секундная пауза. - Желаю приятной поездки, господин Минк.

Знакомая обстановка собственного кабинета показалась ему чужой, нереальной, да и всё, что творилось с ним в последние часы, было похоже на кошмар прошлой ночи.
Спишь и не догадываешься, что спишь. Я был бы рад, окажись это сном… Да еще этот чёртов дроид жужжит за спиной… А что это за звук? Телефон…
- Да!
- Ты уже на посту? Рад, что застал тебя…
Майер! Крыса!
- Ещё какие-нибудь новости? Может, Юпитер свергли с трона?
- Не сквернословь. Вообще-то на твоём месте я не стал бы язвить. Включи информационный канал, там показывают очень интересную передачу. Думаю, тебе полезно будет её посмотреть, - и короткие гудки возвестили о конце связи.
Надо же… Маленький-маленький, а дрянь довольно большая. И откуда в тебе такие стервозные замашки, Майер?
Округлый диск пилы спасателя без труда резал прочное железо, брызгая каплями металла и искря. Срезанную крышу подхватывали с боков и откидывали в кучу ей подобных. Из вскрытого салона извлекали очередного пострадавшего.
Ещё живых погружали в машины «Скорой помощи», немедленно отъезжавше. Исковерканные тела складывали в труповозку, стоящую поодаль – этот транспорт никуда не спешил. После чего искорёженная груда металла погружалась в эвакуатор. Ужасающий конвейер работал слаженно и безотказно.
Дроид-секретарь с упорством, свойственным только машине, в очередной раз напомнил Иасону о своём присутствии:
- Господин Минк, вас вызывает Юпитер.

****

- Я долго ждала, когда ты придёшь к пониманию ошибочности выбранного тобой пути. Но терпение исчерпано, сын мой. Я не стану впредь повторять то, что уже было сказано мной. Довольно. Оставь полукровку, иначе на Амой невозможно будет найти ни одной молекулы, чтобы восстановить его генетический код…
- Рики! Нет!
В мозг вонзилась острыми иглами нестерпимая боль.
- Когда Я говорю, всё должно умолкнуть! Время подумать у тебя пока ещё есть, но учти, что так долго, как раньше, ждать Я не намерена.
Ему казалось, что кабина лифта движется черепашьим шагом. Давило осознание нереальности происходящего.
Проснись! Ты спишь, Иасон?! Ущипни себя!
Ноги были ещё ватными, и получилось не так больно.
Рики! Она уничтожит его! Уничтожит!
А мысленный взор заслоняла свисающая с носилок рука Рауля. Порванный рукав камзола, обнажил белую ткань рубашки в пятнах крови.
Он истекал кровью… Как с ним могло такое случится?
Внезапно двери открылись, подарив Консулу свободу.
Войдя в офис, Иасон обнаружил Нарсуса Мунна, сидящего в его кресле за рабочим столом.
- Не очень вежливо с твоей стороны поднять меня с постели в жуткую рань, а самому опаздывать, Ясони. Что случилось? Зачем я тебе понадобился? Успокойся. Может, кофе с коньяком предложишь гостю? Коньяк расширяет сосуды, и тебе не помешает глоточек: что-то ты бледноват сегодня…
- Прекрати ломать комедию, Нарс.
- В самом деле? У тебя неприятности? Дай угадаю… Тебя, вызывала Юпитер, и на этот раз она не ограничится безобидными предостережениями. Впрочем, меня это не касается. Да сядь ты… О, прости, я занял твоё место, - Мунн поднялся и отошёл к окну. - Итак?
Иасон опустился в своё кресло, его вдруг охватила жуткая слабость.
- Рауль при смерти.
Мунн даже не оглянулся.
- Я в курсе. И его никто не берётся оперировать. Позволь тебя спросить, Ясони, а почему ты решил, что это будет делать твой покорный слуга?
- Потому что я тебя об этом прошу. Спаси его, Нарс!
- Зачем прерывать его путь в царство мёртвых? Взгляни, Ясони, небо оплакивает его уход…
- Для того чтобы он смог жить…
- И вновь путаться у тебя под ногами? Оставь всё как есть, и тогда не придётся с опаской оглядываться, ожидая подвоха. Представь, ты сможешь просыпаться по утрам после возлияний, не боясь обнаружить на себе кольцо пэта…
Минк побагровел.
- Ты… ты… не мог… Об этом не знала даже Мать!
- Я слишком мелок для Неё, Ясони, но в удовольствии быть осведомлённым себе не отказываю. Хоть оно и дорого стоит. В любви каждый старается для себя. В борьбе за неё все средства хороши. Пускай не слишком благовидные. И тебе это известно лучше, чем кому-либо ещё. Рауль боролся за твоё чувство так, как умел. Он проиграл и повержен. Зачем возвращать его в строй? Для новой войны за твой благосклонный взгляд? Или для новой катастрофы? Он не игрушка. И потом, по-моему, у тебя сейчас другие проблемы, которые нужно решать срочно.
- Я хочу, чтобы он жил! – упрямо твердил Иасон.
Нарсус резко повернулся спиной к окну.
- Тогда определи его место в своей жизни, друг мой, - и Иасон заглянул в его глаза, тёмные как грозовое небо Танагуры. - Хотеть – это ничтожно мало по сравнению с выбором, который тебе предстоит сделать. Здесь и сейчас, Ясони. Подумай и скажи мне, на чьей ты стороне – цересской проститутки, не стоящей твоего мизинца, но которую ты всегда защищал ценой собственной жизни, или равного тебе по крови, положившего свой рассудок и здравый смысл к твоим ногам. Решай. А я пока покурю. Иначе я и пальцем не пошевелю. Мы знаем друг друга давно, и ты должен понимать, что я никогда не совершаю бесполезных действий. - Нарсус достал сигарету, щёлкнул зажигалкой. - Время пошло, Минк.
Вот теперь я похож на волка, загнанного за красные флажки, переступить которые ещё не удавалось ни одному зверю. Сигарета тает с каждым вздохом, струится сизый дымок, и тишина воцарилась вокруг, будто умерли все звуки, кроме барабанной дроби дождя по стеклу и стука сердца, отсчитывающего секунды отпущенного времени, а весы остаются в равновесии.
…На одну чашу весов положена безудержная погоня за счастьем…
- Рики, что мне делать, ответь. Остаться с тобой? Увидеть твои глаза, задохнуться в твоих объятиях? Снова услышать твой крик за порогом наслаждения и забыть обо всём на свете? Не думать ни о чём хотя бы до утра, пока густой мрак не начнёт исчезать из комнаты, сдёргивая чёрный полог с окружающих предметов, и светлое пятно окна не вынырнет из темноты. Ты будешь моим, вернув меня самому себе, сделав меня таким, какой я есть на самом деле – рабом твоего тела. Или уйти, даже не попрощавшись?
…Рики…
- Я люблю, тебя, Иасон. Я люблю тебя так сильно, что почти физически не могу существовать без тебя и пойду за тобой куда угодно. Не оставляй меня, любимый!
…а на другую - твоя жизнь, Рауль…
Мой Советник – молодой мужчина.
Мой однокурсник - тихий, уравновешенный юноша с всегда опущенными ресницами и наклонённой головой, не отходящий от меня ни на шаг, покрывающий все мои жестокие игры и забавы, молчаливо и безропотно терпящий мои странные шутки и колкие замечания в свой адрес.
Сейчас тебя держит за руку смерть. Может, Нарсус прав? Только зелёные глаза смотрят спокойно, без тени укора.
- Да. Ты никому ничего не должен. Поступай так, как поступал всегда – в соответствии только с собственным эгоизмом. Ты желал Рики? Он твой.
Отпусти меня, Иасон. Я уйду по дороге забвения, где нет ни любви, ни ненависти, ни пожирающей ревности. Я умру и освобожу тебя от бремени моего существования рядом с тобой. У тебя появится криогенный друг, погребённый внутри ледяного кристалла, как бабочка в янтаре. Забирай своего Рики, и ты убьёшь нас обоих, он не расстанется с тобой до самой смерти, пока Юпитер не уничтожит его…
- Нет…
- Что «нет»? Я тебя не понял, Иасон.
- Спаси Рауля. Он должен жить, во что бы то ни стало. Единственное, о чём я хотел бы тебя попросить, так это насчёт…
- Всё, что угодно, Ясон, - Нарс затушил окурок в пепельнице.
- Рики необходимо как можно скорее вывезти с Амой, и на этом будет всё кончено. Ты смог бы взять такую обязанность на себя?
- Нет проблем, как только жизнь Ама будет вне опасности, я вылечу на Даарс. Могу прихватить монгрела с собой, а ты предупреди парня, чтобы он носа никуда не высовывал. Не переживай, этот проныра нигде не пропадёт, а я за этим прослежу. Даю слово.
- Благодарю, Нарси. Я найду способ сделать это. И ещё… я всегда хотел, чтобы он учился и стал чем-то большим в этой жизни, чем просто редкое животное.
- Я позабочусь и об этом. Обещаю. Видишь, как всё сразу становится на свои места, когда приходит время собирать камни. А теперь… не смею более отвлекать тебя от дел. Твой рабочий день уже начался.
Старые «друзья» пожали друг другу руки, и Иасон, проводив Нарса до двери, вызвал секретаря. Пузатый дроид тут же появился в поле зрения.
- Разрешите начинать приём, господин Минк?
- Да.
Первым в кабинет вошёл пожилой, увенчанный сединой блонди - Этьен Ксавье. Когда-то его лицо являло собой великолепный плод трудов Юпитер, но время неумолимо. Острый проницательный взгляд подёрнула мглистая дымка, он утратил яркость и глубину, в недрах его покоилась усталость, а мимическая маска выражала смесь обиженной капризности с гневливостью. Было видно, что Ксавье через силу тянет лямку государственного чиновника, но страх остаться не у дел был пока ещё сильней старческой немощи.
Должность, обязывающая её обладателя систематизировать, утрясать и рассылать по инстанциям шишки, сыплющиеся со всех сторон на правительство – будь то скачёк инфляции, массовая безработица, эпидемия мирового масштаба или конец света, за столько лет явно утомила его. Поэтому каждый катаклизм политической жизни Танагуры отражался на его здоровье и, соответственно, на лице.
Едва поприветствовав Главу Синдиката, Ксавье взял с места в карьер.
- Господин Минк, вы обязаны как-то прореагировать на случившееся! В противном случае, позвольте довести до вашего сведения, я намерен подать прошение Юпитер о нейрокоррекции господина Ама.
Этьен вытащил из нагрудного кармана носовой платок и промокнул покрывшейся испариной лоб. Иасону отчего-то стало жаль старика.
- Успокойтесь, Ксавье. Репутация моего Советника не ваша забота. Боюсь, вы взяли на себя излишний труд напоминать мне о моих прямых обязанностях в подобных ситуациях. И если уж на то пошло, то на нейрокоррекцию вам давным-давно следовало бы отправить меня. Но никто не посмел что-нибудь сказать по поводу Иасона Минка, запятнавшего своё имя связью с полукровкой из Цереса! Все вы только скромно повернулись ко мне спиной, чтобы не замараться, и отошли в сторону. Поэтому, позвольте мне самому позаботится о Рауле Аме.
Вот так, господа! Не советую давить на меня подобным образом! Это никому ещё не удавалось – ни Раулю, ни всей Танагуре, ни Юпитер, за исключением, может быть, одной неподражаемой личности… Может, он и есть само воплощение дьявола? Таким даром убеждения, как у него, не обладает никто из ныне живущих.
Что я сделал пять минут назад? Я отказался от того, кто мне был дороже самой жизни. Легко и непринуждённо. Нет! Так просто я не могу поступить с тобой, Рики! Я боролся и буду бороться за тебя до тех пор, пока не угаснет последняя искра надежды сохранить тебя рядом с собой. Вы нужны мне оба! Из лабиринта всегда есть выход. Кто это сказал?
Катце.
Да, Катце. Какое счастье, что я купил когда-то на аукционе высокого и умного не по годам мальчика!
- Надеюсь, на этом вопрос исчерпан?
- Да. Прошу прощения за непочтительный тон, господин Минк.
- Я больше вас не задерживаю, Ксавье, - как только за визитером закрылась дверь, Иасон кинулся к телефону.
На той стороне провода долго не брали трубку.
Я оставил тебя ещё спящим…
- Да, слушаю. Иасон?!
- Рики!
Заспанный обиженный голос пробормотал:
- Мог бы и разбудить меня. Ушёл, как вор…
- Рики, сейчас же собирай вещи и будь готов к отъезду в любую минуту. Я свяжусь с тобой, как всегда, через Катце. Никуда не выходи, дверь никому не открывай.
- Собирать вещи? Зачем?
- На все вопросы ответы узнаешь позже. Главное, не делай глупостей. Прошу тебя, не упрямься, сделай всё, как я говорю!
Последнего посетителя Иасон уже был готов задушить собственными руками, чтобы он замолчал, день тащился как автомобиль в километровой пробке, растянувшейся до горизонта.
И вот, наконец, дверь, шурша, отъехала в сторону, и Иасон шагнул под дождь, полной грудью вдыхая прохладный воздух позднего вечера. Внезапно ливень прекратился. Откуда ни возьмись, разгоняя облака, налетел озорной ветер. В редких просветах рваного грязно-серого облачного покрывала проглядывала озябшая густая синева.
Иасон сбежал вниз по ступеням к машине. Сегодня у Катце были другие неотложные дела, поэтому водительское кресло Иасон занял сам.
Несколько секунд Минк сидел неподвижно, наслаждаясь тишиной салона, изолировавшего его от внешнего мира тонированными стёклами. Метавшиеся в голове мысли постепенно улеглись, продиктовав вполне определённую цепочку действий.
Сначала – Рики. После – Рауль.
Включив видеофон, он набрал нужный ему номер. Вскоре на экране возникло знакомое, незыблемое в своей неизменности, скрытое наполовину рыжей чёлкой лицо.
- Добрый вечер.
В углу рта Катце привычно угнездилась сигарета. Струящийся дымок размыл слегка заострённые черты лица.
- Господин Минк? Что-то случилось?
А он осунулся с тех пор, как я видел его в последний раз. Странно, раньше я не замечал подобных мелочей…
- Случилось.
Вдруг непредсказуемым движением Катце убрал пряди волос с изуродованной щеки, обнажив сглаженный временем, но не потерявший своей зловещей красоты шрам.
- В чём проблема?
Если Рауль выживет, у него тоже останется шрам, только справа. Все, с кем я соприкасался, получили отметину на теле: Катце, Рики и… теперь Рауль. Прямо или косвенно, но в этом мне нужно винить себя.
Уйди я из того переулка… нет… не так… не вмешайся я тогда, не было бы ничего…
И всё-таки почему я это сделал, увидев из окна автомобиля, как мидасские ребята пытаются преподать урок хорошего тона монгрелу из трущоб? В тот момент удача была не на их стороне – четверо уже лежали в грязи, а пятый готовился убежать. Мне стало любопытно, чем закончится эта потасовка?
Почему я не уехал, а приказал Катце остановиться? Что заставило меня выйти из машины? Я никогда не задумывался над этим. Ну же, Иасон, ответ лежит на поверхности, стоит только протянуть руку… Протянуть руку?
Пальцы соскальзывают с губ по алой, жирной помаде…
Сама ситуация всколыхнула воспоминание о том, как маленький поджарый черноволосый мальчишка расквасил нос воинственно настроенному подростку в два раза выше его ростом, а потом бесцеремонно сел в машину…
…у него была смуглая гибкая спина, выглянувшая из-под чёрной майки. Он нагнулся завязать шнурок. Потом в тёмных ошалевших глазах метался ужас, алые приоткрытые губы завораживали. Мне так хотелось до них дотронуться… Так это был ты, Рики?!
- Мне придётся на какое-то время отправить Рики на Даарс. Юпитер пригрозила уничтожить монгрела, если я не оставлю его. Необходимо подготовить надёжное убежище для его возвращения. Сделай это для меня.
Прищурившись и поджав губы, Катце затушил недокуренную сигарету, безжалостно сломав её в пепельнице. Иасон прекрасно изучил этот жест, не предвещавший ничего хорошего.
- Я считаю, риск не оправдан. Ведь рано или поздно Она выследит его. Обыкновенный брокер с чёрного рынка не всесилен и не сможет защитить то, что вам дорого, от Её гнева. Вы способны обречь Рики на верную смерть? Я в этом не уверен. Отпустите свою несбыточную мечту, а об остальном ваша бывшая мебель позаботится сама.
Как жаль, что я вспомнил об этом только теперь. Судьба тогда вновь столкнула нас лицом к лицу на улице Мидаса, а сейчас когтями выдирает тебя у меня из рук, Рики. Пора прекращать убегать от неизбежной развязки? Об этом мне твердил ещё Ам.
Рауль… мне нужно увидеть тебя, может быть, в последний раз, чтобы понять – пути назад уже нет. Если это так, то ты будешь жить…
- С тобой свяжется Нарсус Мунн.
- Да, господин Минк.
- Я полагаюсь на тебя, Катце, - и связь была прервана.

****

Центральный мидасский госпиталь. Травматология. Реанимационное отделение. Кругом бело и стерильно – стены, потолок, пол. Скупые на разнообразие предметы мебели: неудобное пластиковое кресло, рядом стол с выдвигающимися ящиками.
И слепящий свет лампы.
Иасон ждал дежурного врача в комнате для посетителей. Нервы были натянуты, как струна.
И ничем не заполненная пустота вокруг. Он вдруг обнаружил, что ждать, оказывается, неимоверно трудно – все почему-то забыли о его существовании, вот уже пятнадцать минут ничего не происходило. Он привык, что, где бы он ни появлялся, всё приходило в движение, но в этом странном месте никому не было дела до Консула Амой.
Никто не бросился расшаркиваться перед ним, когда он вошёл в приёмное отделение, все спокойно и сосредоточенно продолжали выполнять возложенные на них обязанности. Однако из-за стойки поста ему навстречу поднялся молодой мужчина в форме администратора, с визитной карточкой, прикреплённой к кармашку на груди.
- Господин Минк, я провожу вас, - повернувшись на каблуках, администратор направился к лифту.
Задавать вопросы представлялось бессмысленным, и, с чувством облегчения от того, что этого не нужно делать, Иасон последовал за служащим больницы.
На тринадцатом этаже двери лифта расступились, открыв взору точно такой же холл, а провожатый молча передал Главу Синдиката с рук на руки поджидающему «близнецу», отличавшемуся от сопровождающего только фамилией на нагрудной визитке.
- Будьте добры подождать здесь, господин Минк, дежурный хирург на операции, - сказал «близнец», пропуская Иасона в комнату. И вот теперь блонди сидел здесь один, не понимая, какое чувство его беспокоит сильнее – неизвестность или недоумение.
Настенные часы, сухо постукивая секундной стрелкой, делали ожидание некоей субстанцией, состоящей из оголённых проводов, по которым иногда с характерным треском проскакивала голубая искра электрического напряжения.
Сначала он заворожено смотрел на стрелку, как будто в этом действии заключалась какая-то тайна, а потом настал такой момент, когда Иасон не знал чем себя занять, лишь бы не быть запертым в таком странном замкнутом пространстве. Казалось, само время здесь умерло. Как давно он ушёл из своего привычного мира? Может, целая вечность канула в небытие?
Юпитер, это становится невыносимым!
Никому не нужный Консул Амой принялся мерить шагами расстояние от двери до стола, словно заключённый в камере. Вдруг дверь открылась, и в комнату вошёл человек средних лет, облачённый в оперформу. Усталость сквозила во всём его облике, в каждом движении. Бледно-салатовая пластмасса очков скрывала настоящий цвет глаз.
- Простите, что заставил ждать, господин Минк.
- Пустяки. Как он?
- Безнадёжен. Ни за какие блага Танагуры я не согласился бы его оперировать, но, похоже, подобный смельчак нашёлся, и сейчас полным ходом идёт подготовка к операции. Нарсус Мунн уже здесь и в пять минут поставил всё отделение на уши. Вызвонил и пригласил ведущего реаниматолога страны Дитриха Нахта и всю его команду. Разыскал даже тех, кто был в отпуске – кого с горного курорта выдернул, кому не дал понежиться на тёплом песочке. А Джошуа сломал первую брачную ночь, вытащив прямо из постели, – невеста в бешенстве. Вот так разрушаются браки, не успев окрепнуть.
- Вот как?
- Да, так и не иначе! – голос без сомнения принадлежал обладателю жемчужно-пепельных волос, пикантно выбивающихся из-под хирургической шапочки. – Я свеж, бодр и готов творить чудеса. Прости, Ясони, что не встретил тебя, а досужее мнение пессимистичных личностей пусть тебя не тревожит. К сожалению, наши мнения разделились. Вас я больше не задерживаю, Линн. Вы свободны.
«Пессимистическая личность» в мгновение ока ретировалась, дабы не нарываться больше на комплименты в свой адрес.
- Ты видел его?
- Нет ещё, но хочу увидеть.
Нарс по-дружески положил Минку руку на плечо.
- Позволь предупредить тебя, Ясони, зрелище повергнет тебя в уныние. Живая кукла, не более, но не отчаивайся, не всё так безнадёжно, как обрисовал мой коллега. Идём.
Они вышли в коридор, миновали несколько одинаковых дверей и остановились.
- Он здесь. У тебя есть десять минут, потом его увезут на операцию. Пожелай мне удачи, а себе – решимости и силы духа.
- Удачи, - и Иасон переступил порог. Дверь автоматически закрылась за ним.
У окна, затененного жалюзи, лежал Рауль. Но лицо у него было чужое и отстранённое. От него веяло ледяным покоем, а на щеке, начиная от скулы, зигзагом вниз до подбородка, кожу стягивал свежий шов.
Минк замер на месте, не в силах сделать хотя бы шаг вперёд.
Он никогда больше не будет прежним. Рауль… всегда правильный до тошноты, подающий пример безупречности поведения… и вдруг такое…
- Что с тобой случилось, Ам?
Ответом ему была тишина, заполняющая палату интенсивной терапии, нарушало её лишь монотонное попискивание прибора, фиксирующего слабое сердцебиение. Интервалы между всплесками прямой голубой линии были настолько продолжительными, что казалось – каждый следующий удар будет последним.
Иасон заставил себя подойти ближе, коснуться потускневшего золота волос, не отрывая взгляда от окаменевших черт, дотронуться до ладони с музыкальными пальцами. Она была тёплой, что совершенно не вязалось с бледной мраморностью лица, похожего на лик надгробной статуи.
Он вспомнил это тепло и то, как Рауль почти с таким же чужим выражением, как сейчас, схватил его руку, в последний раз пытаясь уговорить не ездить к Дана Бан одному, а прибегнуть к помощи полиции: «Иасон, ты совершаешь непоправимую ошибку»…
Но тогда это лишь сорвало последние тормоза: «Прекрати за мной таскаться, Ам!».
Ладонь была тёплой, а глаза – спокойными и равнодушными: «Остановись, Иасон, одумайся»…
Он выдернул руку так резко, что заныло плечо: «Отставь меня в покое!».
Я спешил тогда навстречу собственной гибели, наперекор всем, и не слышал никого. Я не заметил твоего тепла и ушёл навстречу судьбе. Теперь я не могу достучаться до тебя сквозь стену твоего беспамятства, и ты не знаешь сейчас, что я держу тебя за руку.
- Рауль, очнись, скажи что-нибудь. Юпитер, как ты убийственно спокоен…
За спиной прозвучал всё тот же знакомый, с лёгким оттенком сарказма, голос:
- Он не слышит тебя.
Иасон оглянулся, ему улыбался Нарсус.
- Пора, каждая минута дорога. Утром ты увидишь его снова. Поезжай домой, хорошенько выспись.
- Я останусь здесь.
- Не глупи, ты не ничем не сможешь ему помочь, только изведёшь себя. Я оповещу тебя о результате не позднее пяти утра.
- Хорошо. Ты как всегда меня убедил, Нарс. Жду твоего звонка.
- Вот и славно. Приятных сновидений, Ясони. Спи спокойно и помни, что здоровый сон продлевает жизнь.

Тридцать минут назад…

***

НАРСУС

…наслаждался классической музыкой, звучащей, пожалуй, слишком громко для установленных администрацией госпиталя правил. Но Мунн не признавал никаких правил. В комнате психологической разгрузки он курил и придавался меланхолическому настроению.
Боже, как же мало, оказывается, нужно, чтобы почувствовать себя не загнанным в стойло животным, а цивилизованным человеком, вкушающим блага этой самой цивилизации. Такие как табак (да будет благословенно имя первооткрывателя Америки), алкоголь, тихо плещущийся в бокале, мягкий диван, на котором можно вытянуться во весь рост после двух часов напряжения в спине и шее и душераздирающей тишины, нарушаемой только позвякиванием хирургической стали о металлический лоток да собственными короткими распоряжениями. Всего лишь закурить и сделать пару глотков холодного «Мартини», разведённого апельсиновым соком – верх блаженства!
Странно, что в фонотеке сохранились старые записи, которые я сам подбирал для себя, работая здесь штатным хирургом. О, Юпитер, как давно это было!
И как упоительно сладко снова осознать себя тем, кому нет равных!
Он был более чем доволен результатами своей работы, просмотрев видеозапись операции, отследив каждую деталь, и ещё раз придя к выводу, что сделал всё правильно. Лениво потягивая вино с чуть уловимой горчинкой полыни, он с наслаждением выдохнул струйку дыма и прищурился, как кот на жаркое весеннее солнышко.
И дождь наконец-то прекратился. Это хороший знак. Терпеть не могу сырость, а монотонная барабанная дробь дождевых струй по стеклу вгоняет меня в тоску, затяжные ливни вызывают депрессию. Ненавижу дождь, зарядивший на несколько суток.
В дверь постучали, и сквозь дымовую завесу Нарсус увидел молоденькое глупое женское личико, обрамлённое светло-каштановыми кудряшками.
- Господин Мунн, ваш пациент только что проснулся.
Музыка смолкла.
- Что вы сказали, милая?
Ей пришлось повторить фразу.
- Превосходно. Мне будет очень приятно пообщаться с Советником Консула Амой. Какое прекрасное утро, не правда ли, милая?
Девушка под его пристальным взглядом залилась краской от корней волос до ушей. Что уж тут поделаешь, слабая половина человечества, как правило, теряла дар речи от проявлении подобного внимания со стороны Нарсуса Мунна. Но его такая реакция только забавляла, и он небрежно бросил, уже уходя:
- Я вас не задерживаю, милая, займитесь своими обязанностями.
«Солнце запуталось в твоих золотых волосах…», - Так сказал бы поэт, взглянув на это великолепное зрелище… И что еще тебе было нужно, Ясони, когда такая красота была у твоих ног? Что ты искал? Тебе столько лет подряд светила звезда, ничуть не уступающая тебе по величине и яркости. На кого ты обратил свой пресыщенный взгляд? На подзаборную дворняжку. Кого согревало так некстати разгоревшееся пламя твоей любви? Мусор, валяющийся под ногами. Но ничего, теперь всё вернётся на круги своя – монгрел займёт подобающее ему место рядом с таким же полукровкой, как и он сам.
- Рауль…
Никакого ответа.
- Рауль…
Нарсус наклонился, приподнял верхнее веко Рауля и застыл, увидев «плавающее» глазное яблоко.
Кома… Я опоздал, Ам, ты опять ускользнул от настигающей тебя реальности. Как же ты не хочешь жить… А тут ещё этот шрам. Быть изуродованным для тебя означает похоронить себя заживо. Слишком много потрясений выпало на твою долю за последнее время. Может быть, ты выбрал наилучший путь избавления от страданий, перешагнув последний порог, но просчитался в одном, я не отпускал туда ещё никого. Никто не уходил за черту, из-за которой не возвращаются, если Нарсус Мунн поручился за его жизнь.
- Дитриха сюда, немедленно. И позвоните Минку, он должен быть сейчас здесь!
В мгновение ока ответственный реаниматолог, его бригада и медсёстры отделения стояли перед ним по стойке «смирно».
- Надеюсь, никому из вас не пришло в голову дать больному зеркало? – стальной взгляд впивался в лицо каждого, словно клещами. Не выдержав, Эмили заплакала:
- Это я дала зеркало… Я не думала, что это может кончиться чем-то плохим…
- Думала?! Думать женщинам вообще вредно! Чёртова безмозглая кукла! Всем по местам! Работать! О состоянии пациента докладывать каждые полчаса!
Шеренга тут же рассыпалась. Не тронулся с места только Дитрих.
- В чём дело, Нахт?
Молодой врач, блонди, ответил спокойно и с достоинством:
- Это моя вина, что не проследил лично.
Мунн удивлённо повёл бровью.
- Я считал, что ты никогда не станешь оправдываться, Дит, и понимаю твоё желание выгородить свою бригаду и заступится за эту дурочку, но лучше займись делом, я рассчитываю на тебя.

НАРСУС

…отчаянно пытался отвлечься от головной боли и сосредоточится.
Странно. Во всём отсканированном материале преобладают воспоминания раннего детства, несмотря на то, что более поздние события должны были оставить след заметнее. Хотя бы взрыв Дана Бан и «гибель» Иасона.
Но нет. Все они разрозненно «плавают» на поверхности памяти, как исписанный нервным почерком, разорванный на мелкие клочки и выброшенный с моста в реку лист бумаги. Письмо можно было доверить только течению, чтобы оно унесло его куда-нибудь подальше в прибрежные заросли. Чернила размылись, строчки потекли и размазались.
Невозможно ничего разобрать. Как нарочно, точно он пытался отгородиться от этих воспоминаний, спрятаться за память об ушедшем детстве. Почему детство, такое призрачное и далёкое, так чётко и ясно?
Встающие перед взором картины подробны до мельчайших деталей. В них присутствуют даже запахи и звуки…
- Твоя скрупулёзность когда-нибудь сведёт тебя в могилу, - говорил как-то Марк и был абсолютно прав.
Что же его так мучает? В чём причина? Если она не будет найдена, то с личностью Рауля Ама придётся распрощаться. А жаль. Он был таким смешным и наивным, этот чувственный дурачок. Музыкант, виртуоз, почти гений. Наследник Даниэля.
Даниэль. Трагическая, нелепая ошибка искусственного разума. Ему повезло несказанно, он быстро сгорел, как костёр на ветру. Подобным ему не место среди бездушных кукол, смоделированных компьютером. Слишком он от них отличался.
И Ам, как губка воду, впитал всё это. Правда, Грегори Коган жестоко скорректировал последствия подобного воспитания.
В результате Рауль легко научился скрывать краснеющее юношеское лицо за завесой длинных волос, а ранимое сердце под панцирем изысканности в одежде и надменным выражением лица. В террариуме под названием Эос его не сожрали только благодаря исключительной способности скрываться в этой броне.
Но у любого доспеха есть щели, слабые места на сгибах, сочленениях и в прорезях для глаз. Иначе непогрешимый, идеальный Рауль Ам никогда бы не оказался на операционном столе.
Юпитер! Голова просто раскалывается на части. Нужно сделать перерыв, хотя бы на полчаса…
Мунн вызвал секретаря.
- Дариан, будь добр, принеси-ка чашечку кофе, и покрепче.
- Да, господин.
Через пару минут знакомый аромат струился по всей комнате.
Приучил себя к кофеиновому допингу, и нечего удивляться, что без кофе ты не человек, - Марк, а твои комментарии здесь излишни.
Мысли о нём не оставляют меня с тех пор, как я ступил на землю Танагуры. Рука так и тянется к телефону… Не смей, Мунн!
Слишком уж назойливо за последние двенадцать часов память возвращает тебе один и тот же образ – его лицо. Он всё-таки выбежал из дома и стоял у порога со склонённой головой и потупленным взором, борясь с желанием поднять глаза и посмотреть - не оглянулся ли я.
Он так и не увидел, что оглянулся…
Не стоило этого делать…
Стоп! Вернись к работе, Нарс! Если нет другого выхода, чтобы выбраться из тупика, то ты проникнешь в его сознание. Пусть даже существует опасность спалить мозг Рауля.
Встав из-за стола, Нарсус вернулся в кресло, тут же захватившее его тело в плен. Голову мгновенно стянул обруч боли – ещё сильнее, чем прежде.
Всегда приходится платить эту дань за проникновение в чужое сознание…
Прежде чем «нырнуть», он бросил последний взгляд на спящего Рауля. Глубокий непрерывный сон, поддерживаемый лекарством из капельной системы, сделал лицо Рауля похожим на венецианскую маску – белую и безупречную.
Гладкую поверхность правой щеки портил только зигзагообразный шов, успевший достаточно зажить, края его уже не выглядели так безобразно.
Правда, угол рта немного подтянут вверх. Что, усмехаешься тщетности моих усилий поймать за хвост и посадить в клетку зверя-невидимку?
Сейчас, Рауль Ам, я загляну под твою маску и посмотрю, где ты его прячешь…
- Ты подвергаешь себя риску надолго остаться внутри чужого сознания, как в комнате без окон, в которой нечаянно захлопнуло дверь сквозняком и заклинило замок! Нарс, остановись! Не делай глупостей!
Обойдусь без твоих умных советов, Майер! И вообще пошёл вон из моих мыслей!

****

Вначале ощущение было такое, будто он ослеп, оглох, потерял тактильное восприятие и обоняние. Не пропали только собственные мысли, но Нарсус знал, что это продлится секунд десять, не больше, и начал считать:
- Десять… девять… восемь… семь… шесть… пять… четыре… три… - постепенно приближаясь к числу, когда его не станет. - Ноль.
Тьма. Небытие.
Босые ступни согревало тепло деревянного пола, впитавшего зной жаркого летнего дня. Тихонечко, на цыпочках, чтобы не скрипели половицы, едва дыша, Рауль приближался к полуоткрытой двери. Свет от лунной дорожки проникал из неё в тёмный коридор.
Он знал, что подвергнется наказанию, если Коган снова застанет его здесь, но мальчика неудержимо влекли звуки рояля, раздающиеся в тишине по всему дому душной безветренной ночью.
Они разбудили его. Они были строгими и чистыми, величественными и спокойными, скорбными и умиротворёнными. Слёзы просились увлажнить глаза, и приходилось проглатывать их.
Почему? Почему столько скорби в этой музыке?
Ему хотелось прокричать это, но он всего лишь заглянул в залитую лунным светом комнату. Рояль у распахнутого настежь окна звучал под лёгкими руками Даниэля и сиял гладью лунного серебра.
Музыка растворялась в лунном сиянии, пряди длинных волос касались клавиш.
Так вот каким он был – Даниэль Ам… Чистое, одухотворённое лицо мальчика, слишком рано познавшего боль. Вот почему ты грезишь ушедшим детством, Рауль. Ты любил его сердцем, ещё не тронутым коростой, которой оно обрастает, пока мы взрослеем и набираемся жизненного опыта.
Музыка стихла, и Даниэль положил руки на клавиши. Рауль бросился к нему с порога, прижался всем телом к его груди, едва сдерживая солёный ком, подступивший к горлу. Плечи мелко подрагивали. Он судорожно вздыхал, пытаясь сдержать эту дрожь.
Пальцы Даниэля зарылись в шёлковые кудри.
- Ну что ты, Рауль? Приснился плохой сон?
Но тот ничего не смог ответить. Только, подняв голову, смотрел и смотрел. И не мог насмотреться.
Нарс видел лицо Даниэля глазами шестилетнего мальчика и чувствовал боль за этого ребёнка, прижавшегося к его груди. Ребёнок останется один на один со своим детским горем.
Губы Рауля шептали:
- Даниэль… Даниэль…
Вдруг Нарса вышвырнуло из сознания Ама, как выбрасывает безжалостным прибоем на острые камни дохлую рыбу, оставшуюся на берегу после отлива и задохнувшуюся без воды.
Он вернулся в своё тело помимо собственной воли, тут же вкусив всю прелесть подобного насильственного перемещения – скудное содержимое желудка оказалось на полу. Нарс едва успел сгруппироваться в нужную позу, свесив голову с подлокотника кресла.
Зверь контролировал свою территорию, зона недоступна. Ты сам виноват в неудаче! Нельзя было позволять эмоциям выплёскиваться через край!
Эмоциям? Что происходит? Когда случалось с тобой такое, Нарсус Мунн, чтобы они брали верх над холодным, расчётливым рассудком?
Ам! Он мог пострадать от подобного всплеска!
Ещё никогда железное самообладание не подводило его – уверенно встав на ноги, Нарс кинулся к Раулю. Проверив параметры, успокоился: давление в норме, пульс в пределах допустимого, электрическая активность мозга не вызывает опасений.
Глазные яблоки двигаются под опущенными веками, он продолжает видеть сны, а ты, Мунн, перестанешь себя уважать, если отступишься и не получишь ответ на вопрос. Поэтому ты немедленно повторишь попытку и добьёшься своего, иначе Минку придётся подобрать себе другого Советника… и новую игрушку.
Хотя, если это случится, вряд ли кто-то другой сможет заполнить собой образовавшуюся пустоту, ведь с Минком уже никогда не будет этого абсолютно невоспитанного, невыносимого великовозрастного пэта. А каких манер можно ждать от уроженца трущоб? Ничего, Ясони, я обещал тебе сделать из «редкого животного» человека и сдержу обещание. Ведь ты как-то назвал его так, а, Ясон?
Да, Консул, ты никогда не воспринимал Ама всерьёз, так, удобная вещь, которую при желании можно было отложить в долгий ящик и забыть на время. Но с некоторых пор многое изменилось…
Так, что не подведи своего бывшего любовника Нарси, он рассчитывает на тебя и накапливает свои долги тебе. Вперёд!
На этот раз «погружение» было долгим и мучительным, и, когда он всё-таки достиг самого «дна», то затаился, как хищник в зарослях, и стал ждать.
Шестилетний мальчик с вьющимися волосами оглянулся на звук резко открывшейся двери.
На пороге в детскую комнату стоял Грег.
- Одевайся, Рауль, мы едем на прогулку. И, пожалуйста, поторопись, мой маленький принц. Я жду тебя в машине.
Робкий, безнадёжный вопрос, но в глазах ещё теплится надежда:
- А Дани?
Плотно сжатые губы шевельнулись на каменном лице.
- Начиная с сегодняшнего дня эта обязанность возложена на меня. Даниэль не может с тобой гулять, он болен.
Выслушав слова опекуна как приговор, Рауль ответил:
- Да, Грегори.
…Чрево салона автомобиля было чернее ночи, в его темноте застыло ещё более чёрное пятно – фигура Когана на водительском месте. Белел лишь коротко подстриженный затылок.
Рауль в панике оглянулся. Даниэль приветливо помахал ему рукой с террасы. Он вышел проводить их в длинном, до щиколоток, домашнем халате, босиком, невзирая на то, что лето давно минуло, а осень уже дышала предзимними заморозками. Злой колючий ветер трепал его волосы. Он прятал лицо в воротник махрового халата и улыбался Раулю. Эта улыбка растопила осколок ледяного страха, засевший в сердце.
- Мы теряем время, мой маленький принц! – окликнул Коган, заставив Рауля сделать шаг в пугающую темноту.
Он неловко устроился на самом краешке сиденья, автоматически закрылась задняя дверца.
- Мы поедем в парк, Грегори?
- На этот раз маршрут будет изменён, – Коган даже не повернул головы, общаться посредством спины было его обычной манерой, когда речь шла о воспитаннике. Рауль давно привык к ней и воспринимал как должное.
Автомобиль, встрепенувшись, завис над дорожкой, выложенной белым камнем и ведущей от дома к магистрали. Ком неосознанного страха снова зашевелился внутри, и Рауль похолодел от кончиков пальцев до корней волос, но его лицо было предусмотрительно занавешено длинной чёлкой. Голос его звучал ровно, тихо и спокойно:
- Куда же мы поедем, Грегори?
- Пусть это будет для тебя сюрпризом.
За всю недолгую дорогу они не проронили ни слова. Стена отчуждения, воздвигнутая Раулем как средство самозащиты, стояла незыблемо. Он так и сидел, не шелохнувшись и уставившись себе под ноги, даже тогда, когда машина въехала в Мидас. Рауль не поднимал глаз, хоть немое беспокойство раздирало его, точно нож повара, разделывающего сырую рыбу и вынимающего из неё внутренности.
Автомобиль остановился.
- Вылезай.
Рауль повиновался. Осенний ветер немилосердно обдал ледяным дыханием разогретое в тёплом салоне тело. Мерзкая, противная дрожь, прокатившись вдоль позвоночника, засела внутри. Жёсткие пальцы сомкнулись на ладони.
- Я думаю, ты не станешь возражать, Рауль, если мы навестим одного моего старого приятеля. Погода сегодня немного не подходит для прогулок на свежем воздухе. Ты уже замёрз, не так ли? Мой приятель – самый радушный и гостеприимный хозяин в Мидасе, - не замечая, что Рауль заметно отстаёт от его шага, Грегори тащил мальчика к залитому огнями особняку. Тот, как мог, старался поспевать за опекуном – выбора у него не было, а Коган продолжал говорить на ходу: - Ты знаешь, он довольно эксцентричная личность и держит у себя дома самых разнообразных животных. Его частной коллекции может позавидовать мидасский зоопарк. Мне кажется, что ты не откажешься взглянуть на них и с пользой для себя проведёшь время, а мы, пока ты будешь расширять свой кругозор, пообщаемся час-другой. Договорились?
- Да, Грегори.
- Отлично. Надеюсь, тебе не надо напоминать, как следует вести себя в обществе, мой маленький принц?
- Нет, Грегори.
- Не подведи меня, Рауль.
- Да, Грегори.

****

Их встретил колдовской, обворожительной улыбкой молодой блонди. Он был одет в алый китайский халат из тяжёлого атласа, расшитого шёлком. Вышивка изображала полёт золотых драконов. Густая грива великолепных блестящих волос убрана в высокий тугой узел резным коралловым гребнем.
От него пахло дымом дорогих ароматизированных сигарет и изысканными благовониями, а в ушах мелодично позвякивали и переливались самоцветами длинные, почти до плеч, серьги.
- Как я рад видеть тебя, Грегори, – проворковал он медовым голоском. - А это юное дарование и есть твой воспитанник – зеленоглазый Рауль?
- Я привёз его взглянуть на твой зверинец. Ты, как всегда, до неприличия обольстителен, Эней.
- Вот оно что… Не будь так суров ко мне, Грегори, я с превеликим удовольствием покажу мальчику моих милых зверушек. Как здоровье Даниэля?
- Мне нечем тебя порадовать.
- Ах, прости… Всё это так печально. Ну что же вы встали? Милости прошу, господа.
Дом, в который попал Рауль, напоминал сказочный дворец. В нём сверкало золото, пестрели ковры, мерцали жемчуг и перламутр, белел мрамор. В задыхающихся влагой оранжереях благоухали цветы и щебетали птицы, диковинные рыбки плескались в поющих фонтанах, сеющих прохладу пылью брызг. Играла музыка, отовсюду раздавались радостный смех и счастливые голоса гостей, одетых в парчу и бархат, тончайший шёлк и воздушный шифон. Лица скрывали маски, украшенные перьями райских птиц. Сновали фурнируры, вино лилось рекой, а юный хозяин был принцем, которому принадлежало всё это великолепие. Впечатлений хватило бы на целый год!
Но вот настало время увидеть царство животных.
- Идём, Рауль, - Эней с кошачьей грацией подал руку, все пальцы которой были унизаны перстнями.
- Я провожу вас, - сказал Грег. - Потом мы побеседуем с тобой наедине, а мальчик погуляет один. Правда, Рауль?
- Да…

Чёрная пантера, размеренно взмахивая хвостом и ступая след в след мягкими бесшумными лапами, приближалась к нему. Жёлтые глаза с чёрными узкими зрачками пожирали душу.
За спиной прошуршала атласная ткань.
- Спокойно, Рауль. Это просто кажется, что звери разгуливают сами по себе. На самом деле их территория разделена на просторные вольеры силовым полем, через которое вырваться наружу невозможно. Ты мне не веришь? Дотронься рукой – ты сейчас как раз стоишь около такой преграды.
Рауль протянул руку. Она наткнулась на препятствие, покалывающее кожу и отдающее вибрацией во всём теле, а под подушечками пальцев образовались голубые разводы, как круги от брошенного камня на воде. Его удивлению не было предела! Он получил столько неизгладимых впечатлений за вечер, и ему казалось, что удивляться больше нечему.
Он так боялся этой поездки с Коганом, а вышло всё совсем наоборот, и Рауль твёрдо решил, когда они вернуться, он расскажет всё Даниэлю.
Потом они ещё долго бродили по импровизированным джунглям, пустыням, саваннам, лесам, озёрным берегам и речным заводям.
Наконец, его предупредительный гид произнёс:
- А теперь, зеленоглазый малыш, разреши показать тебе гордость моей коллекции. Ты сейчас увидишь самых прекрасных, непостижимых и загадочных существ на свете – змей! На Земле они пережили даже динозавров. Это хладнокровные, в прямом и переносном смысле, жестокие убийцы, но они – совершенны! И ты сейчас в этом убедишься. Давай руку. Пошли.
- Эней, я понимаю, ты нашёл в лице моего воспитанника благодарного слушателя, но если ты сейчас оседлаешь своего любимого конька, то мы не уйдём отсюда до утра. Дай ему возможность самому составить своё собственное мнение, не отягощая его слух комментариями.
- Согласен с тобой, Грегори. С этой минуты я в твоём распоряжении. Я не займу много твоего времени – твой воспитанник не успеет соскучиться, как ты вернёшься за ним.

****

- Рауль! Уйди с её дороги, кобры не выносят, когда им преграждают путь. Двигайся, не стой как истукан! Но только не делай резких движений! Юпитер, как он попал внутрь?!
Распустив капюшон, полутораметровая рептилия, защищала свою территорию – маленькая, чёрная голова возвышалась над Раулем, он оцепенел. Они смотрели друг на друга – пустые холодные глаза убийцы встретились с полным детского восторга взглядом. В нём не было ни капли страха.
- Рауль!!!
Даже реакции блонди не хватило, чтобы предотвратить её бросок – вперёд и вниз. И Рауль Даниэль Ам получил порцию яда.
Ты просто стоял и заворожено смотрел своей смерти в глаза. Так вот какой зверь живёт в твоих снах – змея, символ лжи и коварства. Её яд до сих пор отравляет твоё сознание. Ты тогда испытал ни с чем несравнимый шок. Ты даже помыслить не мог, Рауль, что такое прекрасное существо способно напасть и убить лишь только для того, чтобы расчистить себе путь. Немудрено, что теперь этот страх восстал из небытия. Призрак прошлого…
Ну что ж – пора возвращаться.
- О, эта головная боль! Ну, Минк, счёт я тебе выпишу непомерный. Попробуй только не сдержать своё обещание – раздавлю! – на этот раз Нарсу легко удалось справиться с тошнотой.
Покинув кресло, он снова вызвал секретаря.
- Дариан, где Нахт?
- Вы отпустили его домой, господин.
- Меня не интересует, как ты это сделаешь, но чтобы максимум через полчаса он был здесь. Я знаю, чем помочь Советнику Консула Амой.

ГРЕГОРИ

…на этот раз не воспользовался услугами шофёра, не желая подвергать опасности простого смертного, который ни в чём не будет виноват. Ведь если блонди захотят найти и вернуть, то бедному парню вскроют сознание, как брюхо свинье на бойне, чтобы вынуть оттуда нужную информацию.
Сегодня с утра Коган позаботился об отъезде, отменил все запланированные встречи на завтра, отпустил прислугу, забронировал себе место на транспортном шаттле одной из частных компаний, занимающихся чартерными рейсами. На чужое имя, разумеется. Подчистил всю документацию, собрал кое-какие личные вещи и после полудня уехал к Энею, чтобы заручиться поддержкой в интересующих его вопросах.
Он знал, красавчик Эней не откажет своему покровителю и другу. Впрочем, дружбу хозяин «Эдема» водил со многими из тех, кто обладал реальной властью и имел полезные связи в правительстве. Да и с Консулом Эней был на «ты», но Грегори он с юных лет смотрел в рот, открыто им восхищаясь. Может, это тихое обожание было связано ещё с чем-то, но Когана это мало заботило. Он просто доверял Энею, понимая, что этот мальчик с обольстительными карими глазами его не предаст.
Грегори покидал не смыкающий глаз Мидас. Теперь его путь лежал в город мёртвых – Некрополь, место последнего пристанища и успокоения почивших избранных детей Юпитер.
Там, в ледяных кристаллах, спали вечным сном блонди, а на прозрачных резных воротах, сотканных как будто тоже изо льда, была надпись, гласившая: «Смерть нетленна».
Грегори ехал на свидание с Даниэлем. Он смотрел вперёд, а на его губах играла улыбка, которую никогда не видел ни один живущий. Скоро он смахнёт ладонью шершавую изморозь с поверхности прозрачного пластика, прильнёт к нему, и будет долго всматриваться в девственно чистое юное лицо, нетронутое ни увяданием, ни старостью, ни самой смертью. Лишь безмятежный глубокий сон печатью лежит на нём. Сон, от которого никто не просыпался. Его веки не дрогнут в преддверии пробуждения уже никогда. И, коснувшись губами колючих кристаллов на поверхности саркофага, Грег скажет: «Прости, я потревожил тебя»…

****

- Отец? – оторвав голову от подушки, Рауль приподнялся на локте и тут же отвернулся, загородив ладонью шрам.
Фигура в чёрном возвышалась над ним, и голос Грегори Когана звучал как всегда жёстко и непреклонно, а в ледяном тоне присутствовал оттенок презрения.
- Прячешь клеймо своего позора, Рауль? Нет, не отворачивайся. Посмотри на меня и скажи, как ты мог так низко пасть? Как ты мог втоптать честь и достоинство блонди в грязь? Как ты мог попрать всё то, что по крупицам вкладывали в тебя с детства? И после этого ты смеешь называть меня отцом?! Ты ничтожество, Рауль. А ничтожество не может быть моим сыном, как, в равной степени, и сыном Даниэля.
- Неправда! Даниэль никогда бы…
Испепеляющий взгляд бывшего опекуна заставил вскочившего Рауля сесть.
- Если ты любил Даниэля, то не оскверняй его имени своим языком и потрудись помолчать, когда с тобой разговаривают старшие. Или ты так и не научился почтению?
Неудивительно, что сейчас жёлтая пресса изобилует отборными эпитетами, а грязные сплетни передаются из уст в уста по всей Танагуре и обрастают ещё более пикантными подробностями.
Каждая безродная собака «сочувствует» мне с выражением злорадства на лице. Жаль, что не соболезнует, по крайней мере, о мёртвых не принято говорить мерзости, прикрываясь добропорядочной улыбкой.
- Вы закончили высказываться, Грегори? Может быть, вы дадите мне слово? Неужели вы после стольких лет гробового молчания пришли сюда только для того, чтобы сказать мне всё это? Вы зря потратили своё драгоценное время на ничтожество, которое не заслуживает даже сострадания. О каком достоинстве вы говорили? Не о том ли, которое вы сами втаптывали в грязь? Какую честь вы имели в виду? Не ту ли, которую вы лично раздавили ботинком, как детскую игрушку? Помните?
- Не смей разговаривать со мной в таком тоне, Рауль Ам.
Рука, занесённая для удара, была перехвачена за запястье железным захватом пальцев Рауля.
- Я уже не тот мальчик, который ничего кроме страха и боли к тебе не испытывал. На этот раз я в состоянии постоять за себя сам. Благодарю тебя за то, что ты научил меня хотя бы этому.
Грегори попытался выдернуть руку. Безуспешно.
- Пусти.
Рауль разжал пальцы.
- Убирайся. Иначе я попрошу вызвать охрану, и тебя выставят отсюда. Зачем тебе лишний повод для сплетен?
- О, Юпитер, ты так ничего и не понял. Я уйду, но сначала отвечу на твой вопрос. Зачем я пришёл к тебе? После того, как выйдешь из госпиталя, не суйся к Даниэлю. Ты не сможешь попасть в склеп, я изменил код доступа…
- Как ты посмел?!
- Посмел. Более того, я должен был это сделать, потому что ты не стоил ни одного его взгляда в твою сторону. Как и теперь не стоишь и его мизинца.
Рауль застыл, словно поражённый громом, и вдруг рассмеялся.
- Да ты просто ревновал его ко мне. Ты ревновал его к ребёнку. Ты ненавидел меня за то, что я отнимал его у тебя, последние дни своей жизни он отдавал мне, а не тебе. Как всё просто! А я не понимал тогда, за что ты причиняешь мне боль. Вот что я скажу тебе – сейчас тебе не удалось уязвить меня. Потому, что он – здесь, - Рауль приложил ладонь к сердцу. - Я храню его образ в недоступном тебе месте.
Лицо Грегори приняло привычное непроницаемое выражение. Ничего больше не сказав, он вышел из палаты.

РИКИ

…не успел опомниться, как оказался в тисках рук Гая. Тот рывком открыл душевую кабинку, и обалдевший Рики мгновенно упёрся носом ему в плечо, не в состоянии даже пошевелится, а Гай прижимал его крепче и крепче, грозя раздавить в объятиях.
- Рики! Рики! Но как ты сюда попал?!
Рики уже было нечем дышать, и он попытался освободиться.
- Гай, мать твою, пусти, кишки мне сейчас выдавишь!
- Нет, теперь я тебя никогда и никуда не отпущу. Не знаю, что случилось и почему ты стоишь здесь нагишом передо мной, но ты явно не галлюцинация и не голограмма, которыми напичкан этот проклятый дом.
- Почему, почему… Просто хотел помыться, вот и всё. Да пусти же меня!
Вместо того, чтобы внять настоятельной просьбе, Гай притянул бывшего партнёра к себе ещё сильнее и поцеловал в губы. Когда он отстранился, Рики вдруг сделал то же самое.

*****

Вернувшись из ванной, Гай и Рики сидели на постели, прислонившись друг к другу спинами, и молчали. Во всей этой ситуации было что-то нереальное, будто они спали и видели один и тот же фантастический сон. Сегодняшней ночью им выделили одну комнату на двоих, а Нарсус Мунн, прежде чем плотно прикрыть дверь, многозначительно сказал:
- Спокойной ночи, мальчики.
Рики курил. Пепельница стояла рядом, но он забывал стряхивать пепел, поглощённый какими-то своими мыслями.
- Не боишься подпалить дом?
- Да чтоб он сгорел к чёртовой матери вместе с этим экзекутором! - отозвался Рики.
- Точно.
И снова сигаретный дым поплыл по комнате, разбавляя горьковатым запахом повисшее молчание, Рики прикончил пачку, раздавив её в кулаке и бросил на пол.
- Не сори, а то воспитатель всыплет по пятое число...
- Да пошёл он…
Вновь пауза, но Рики разорвал её.
- Гай…
- Чего?
- Меня преследует сейчас такое странное чувство, что время повернулось вспять, только за окнами падает снег, а не вода льёт с небес, точно небо прохудилось…
Осторожно, будто ступая по тонкому льду, Гай спросил:
- Почему? – и умолк, боясь спугнуть завязавшийся разговор.
Рики судорожно вздохнул.
- Помнишь тот вечер, когда на город обрушился ливень, а на улице был потоп?
- Я никогда этого не забуду, Рики… Ты ждал меня у полицейского отделения и промок до нитки. Потом мы пошли ко мне. Я сварил кофе, чтобы ты согрелся, но мы так с тобой его и не допили…
- Да, он оказалось на полу.
- Не стоит вспоминать об этом.
- Стоит. Послушай меня, Гай. С тех пор, как я ушёл от тебя той ночью и улетел с Даарса, прошло много времени, и я не знаю, что случилось с тобой… но почему бы нам снова не стать партнёрами?
- Рики…
- Пожалуйста, не перебивай меня. Я знаю, столько воды утекло, многое уже не вернуть…
- Рики…
Рики рывком повернулся к Гаю лицом, сжав кулаки.
- Теперь я спрашиваю тебя, мы можем сделать ещё одну попытку? Только ты и я. Ты не изменился?
- Ты… серьёзно?
- Да.
На глазах у Гая застыли слёзы, он прижал Рики к себе.
- Прости, что я тогда оттолкнул тебя. Прости меня. Ты ждал от меня понимания и поддержки, а я… Весь тот кошмар начался именно с этого... Но я так хотел, чтобы он когда-нибудь закончился, и верил, что ты вернёшься ко мне.
Ночь. Мне не спится. А ты, Гай, втиснулся в меня всем телом, даже во сне боясь разомкнуть руки. Чудотворец-маньяк заново пришил тебе новую руку, взамен потерянной, - как старой тряпичной кукле, изуродованной жестоким ребёнком.
Я убежал от тебя из продуваемой сквозняками коморки к нему и потерял, казалось, навсегда, но я не мог даже допустить бредовую мысль, что обрету тебя вновь на ледяной планете Даарс. Видно, прошлое следовало за мной по пятам, упрямо не желая отпускать. Мы расстались на Даарсе и снова встретились на Даарсе. Разве не издёвка судьбы? А может, её милость?
Теперь не убежишь – обе руки сомкнуты так, что дышать трудно. Не бойся, Гай, никуда я не денусь. Только дураки наступают дважды на одни и те же грабли. Может, я и тупица, но не дурак – монгрелу не место рядом с блонди. Красивая сказка закончилась. Началась правда жизни, которая гласит: «Знай своё место, уроженец трущоб».
Моё место подле тебя, Гай, и надёжное кольцо твоих рук – красноречивое тому свидетельство.
Ты вздрагиваешь и хмуришься во сне, тебя мучает и не отпускает старый страх потерять меня. Спи спокойно, и пусть тебя не тревожит белокурый призрак, пытающийся отнять меня у тебя.
Иасон отрёкся от меня ради того, чтобы я жил. И я буду жить! Завтра мы с тобой, задравши хвост, дерзко посмотрим в глаза суровой действительности и покажем ей «фак»! Это говорю тебе я – Рики Дарк!

РАУЛЬ

…облюбовал для себя в госпитальном парке маленький уединённый уголок – скамейку под старым  клёном. Он прятался здесь от посторонних глаз, сливаясь цветом волос с осенней листвой.
Природа ласково прощалась с летом, по-царски озолотив листву деревьев, и золотое море застыло в обречённом ожидании немилосердного ветра.
- Здравствуй, Ам.
- Зачем ты пришёл, Минк?
- Я собираюсь подбросить тебя до дома. Сегодня мне позвонил Дитрих, сообщив, что ты здоров и можешь покинуть госпиталь.
- Очень признателен тебе за заботу, но доберусь без провожатых. Не смотри на меня…
Иасон присел на скамью рядом с Раулем и забытым жестом приподнял его подбородок.
- Рауль… Не прячь от меня своего лица. Ты умный мальчик и должен понимать, что теперь это бессмысленно.
- Оно безобразно…У меня нет ни одной причины демонстрировать тебе своё уродство.
- Одна причина у тебя всё-таки есть.
- Какая?
- Ты стал другим, Ам, в последнее время ты избегаешь меня. Поэтому подумай и ответь мне, хочешь ли ты на самом деле порвать последнюю нить, пока ещё связывающую нас?
Рауль вспыхнул и отвернулся.
- О чём ты говоришь, Минк?
- О твоём чувстве ко мне, Рауль. Ты готов отречься от него только лишь потому, что на твоём лице остался шрам и на него, как ты считаешь, мне неприятно смотреть?
- Иасон…
- Нет, не трать сейчас попусту слова. Лучше мы помолчим по дороге к тебе домой, а потом ты ответишь на мой вопрос. Хорошо?
- Хорошо.
- Договорились.
Это были самые короткие дипломатические переговоры за всю историю существования Синдиката.

****

Иасон опустил тонированные стёкла, и осень проносилась за окнами автомобиля, соперничая красками с догорающим закатом. Вскоре Мидас остался далеко позади. Солнце алело огненным расплавленным шаром у самого горизонта, разбрызгивая всполохи пурпурного огня по перьевым облакам.
Дорога жалась к отвесной скале, боясь сорваться в пропасть, петляла и карабкалась в гору, а внизу раскинулся океан, зеркально отражающий цвет полыхающего неба.
- Притормози, - попросил Рауль.
Минк встревожено глянул на него, оторвав взгляд от дороги.
- Тебе нехорошо?
- Вовсе нет. Просто ты едешь слишком быстро. Я не люблю скорость.
- Боишься, что не впишемся в поворот?
- Не в этом дело. На такой скорости всё сливается в одно смазанное цветное пятно, а за окнами такой великолепный закат.
- Я знаю, ты привык к моему цинизму, но сейчас неподходящее время для него. Прости, Ам. Хочешь, я остановлю? Мы выйдем, постоим и полюбуемся на закат. Свежий воздух вернёт твоему лицу румянец. Мне кажется, ты немного бледноват.
Рауль посмотрел на него с недоверием.
- Сделай одолжение, останови.
Иасон мягко затормозил, вырулив на обочину.
- Идём.
Рауль первым вышел из машины. Осенняя вечерняя прохлада приятно бодрила, а морской ветер вольной птицей витал над их головами, развевая волосы.
Сняв пиджак, Иасон, накинул его на плечи Раулю и попытался поймать в ладонь пальцы Ама.
- Свежо…
Что он делает?
Отстранившись, Рауль подошёл к самому краю обрыва.
- Правда, похоже на крышу Эоса? Эта головокружительная высота и ветер в лицо завораживают. Так и хочется раскинуть руки и прыгнуть вниз.
- На краю стоять опасно.
К чему весь этот спектакль?
- Не стоит волноваться, я не твой голодранец, которого ты вечно отдирал от парапета.
- Тебя до сих пор беспокоит «мой голодранец»?
Ты снова играешь со мной, Иасон?
- А тебя уже нет?
- Пожалуйста, отойди от края, - первый блонди Танагуры, осторожно приблизившись, бережно приобнял Рауля за плечи, будто тот был слеплен из рыхлого непрочного снега, готового рассыпаться от малейшего прикосновения. - Разве о нём сейчас речь? Почему ты заговорил о Рики?
Потому что он стал моим проклятием.
- С тех пор, как в твоей жизни появился этот монгрел, ты сошёл с ума, игнорируя мнения всех и вся. А эта болезнь, знаешь ли, очень заразна...
- Ради Юпитер, Ам, сделай два шага назад и прекрати заниматься никому не нужным словоблудием. Ответь мне только на один вопрос.
- Какой?
- Нет, ты с начала отойди от края… вот так… хороший мальчик… Повернись ко мне, посмотри на меня и скажи, ты любишь меня?
Потупив взор, Ам спросил:
- Какое это сейчас имеет значение?
- Я просил посмотреть на меня! Отлично. А теперь, Рауль, ответь, да или нет.
Его глаза…излучают такое тепло…
- Рауль…
Нет сил сказать «нет»…
- Что это изменит, Минк?
- Ам, если в тебе ещё не иссякла хоть капля того чувства, которое заставило тебя совершить то, что ты совершил, я буду рядом с тобой. Не знаю, смогу ли я ответить тебе когда-нибудь тем же, но я всё равно буду рядом с тобой. Хочешь ли ты, чтобы так было? Ну же, Ам… не лги мне и самому себе.
- Да…
Они стояли друг против друга на краю обрыва, и океан был немым свидетелем их странного единения.
Иасон и Рауль - две противоположности, которые никогда не смогли бы быть вместе. Как замок и ключ, не подходящие друг к другу.
На сколько хватит прочности ключа, пытающегося открыть то, что открыть нельзя?
- Знаешь, теперь всё будет по-другому… Ты возвращаешься домой, Рауль. В дом, который помнит каждый твой вздох, узнает шаги. Он узнает тебя по биению сердца, по самому неуловимому движению души.
- Я не переступил через тот порог лишь потому, что услышал твой голос.
- Да, я звал тебя…
- Почему ты не отпустил меня? Неужели я нужен тебе такой?
- Нужен. Ты был тем, кто остался со мной до самого конца. Даже тогда, когда от меня отвернулись все, в том числе и Мать, и отошёл в сторону не по своей воле. Я тогда даже Катце не позволил себе помочь.
- Значит, ты простил меня?
- Не загораживай волосами свой шрам, он должен напоминать мне ежеминутно о том, какую цену я заплатил за безрассудство. Мне было не жаль положить свою жизнь к ногам безумной мечты. Я тогда и помыслить не мог, что под каток, спущенный с горы, можешь попасть и ты. Я думал, моя смерть поставит точку в этой истории, и никто не пострадает, кроме меня, но вышло иначе…
- Иасон… я люблю тебя. Я всегда любил тебя.
- Знаю, Рауль…
Хоть это и прозвучало, как «у меня просто не остаётся выбора»… Но ведь у тебя его тоже нет. Мы с тобой теперь скованы прочной цепью, Ам. Этот поводок удержит надёжней золота, сильней соблазна, результативней самых грязных, изощрённых интриг… Найти бы только во всем этом смысл…