На тумбочке у изголовья кровати, среди книг, сложенных небрежной стопкой, стакана с водой, маленькой стеклянной вазочки с почти увядшим букетиком ландышей — но цветы ещё живы, в предсмертной агонии источая удушливо-пьянящий аромат, лежит открытая пачка сигарет.
На тумбочке старого, умирающего человека, ей не место, как и пепельнице, полной окурков.
В пачке осталась единственная не выкуренная сигарета.
Человек не успел выкурить её.
Сегодня утром он не проснулся — сиделка не смогла его разбудить. Она вызвала врача. Врач после осмотра констатировал кому.
Но сердце ещё билось уверенно и ровно, будто в этом мире только оно и оставалось. А тело, лежащее в постели, было чужим и отстранённым, принадлежащим не человеку, а скорой смерти.
Сиделка сказала доктору, что прошлой ночью старик не спал, а всё ходил, ходил по комнате, тяжело и надрывно дыша. И курил, курил, курил, стоя у открытого окна.

- Дождитесь прекращения сердечной и дыхательной деятельности, милочка, - ответил доктор. - Следите за пульсом и дыханием.

Утро растворилось в лучах полуденного солнца, день сменил вечер — ничего в состоянии умирающего не изменилось.
Вернулась ночь.
Уставшая сиделка задремала в кресле с книгой в руках.

Старик проснулся от ощущения чьего-то присутствия рядом с собой. Чей-то пристальный, спокойно-выжидательный взгляд разбудил его.
Он открыл глаза - и не почувствовал себя старой развалиной, как все последние годы.
- Доброй ночи, Катце.
- Доброй, Ясон.
- Я пришёл попрощаться. Ведь там, куда ты уйдёшь, меня не будет. Я навечно останусь с тем, кто выбрал меня, и кого выбрал я.
- Я знаю, Ясон. У нас только эта — последняя ночь. Знаешь, давай выйдем на террасу, посидим, покурим и поговорим. Не будем тревожить сон этой девочки: она так умаялась, карауля смерть. Глупая: она пока не знает, что смерти не существует.
- Всему своё время, Катце.
- Да... У меня больше нет сигарет - в пачке осталась последняя.
- Она тебе не понадобится: я принёс тебе кое-что.
- Ты меня заинтриговал.
- Вставай. Идём. Сам увидишь.
Они вышли на террасу. Сели в плетёные кресла.
Майская ночь пела соловьями, цветущий вишнёвый сад купался в лунном свете.
Ясон блаженно вздохнул.
- Хорошо здесь у тебя.
- Ты же знаешь, что я мог позволить себе купить райский уголок на Старой Терре. Так что же ты мне принёс? Показывай.
Ясон протянул Катце пачку сигарет, а в ней две чёрные.
- О-о-о... Неужели та самая?
- Та самая... Я никогда не забуду о твоей милости, Катце: ты подарил нам свободу. Будешь?
- Почему бы и нет. Хорошо покурить в последний раз с тобой, Ясон.
- Взаимно, Катце. Зажигалка у тебя найдётся?
- Всегда с собой.
Подкурили по отдельности, не таким символическим поцелуем, о котором помнил Ясон - с Рики.
Они курили молча, думая каждый о своём. Вдруг Ясон нарушил молчание.
- Катце.
- Что?
- Позволь спросить тебя.
- О чём?
- Если бы тебе дали возможность прожить заново ту же жизнь, что бы ты не совершил, зная о последствиях?
- Честно?
- Честно.
- Я не выполнил бы твой приказ не вмешиваться. Я бы не позволил остаться тебе одному наедине с судьбой. Никогда себе не прощу, что подчинился.
- Ну, полно тебе, Катце.
- И ты Ясон, скажи — откровенность за откровенность. Чего бы ты не сделал, о чём потом пришлось пожалеть?
- Я бы не ввязался разнимать ту драку в Мидасском переулке. Лучше бы я послал разобраться тебя … или вообще проехал мимо.
- Почему?
- Тогда бы остался с тобой, Катце, и сейчас мы бы ушли вместе. Не кори себя ни в чём. Иди с миром. А я буду помнить тебя вечно.